Занимавшийся в бригаде ремонтом техники Николай Стрельцов, с которым Олег успел подружиться, крикнул ему, чтобы тот бежал к грузовику, добавив, что сам он будет прорываться в составе второй группы: ему еще предстояло сжечь несколько оставляемых ими машин.
Отъезжая с набившейся в кузов ГАЗ-66 небольшой группой советников, Олег увидел, как высокий, на шнуровке армейский ботинок прапорщика прошило осколком. Слегка прихрамывая, он, тем не менее, побежал за стену здания, где стояла часть техники. Как только машина успела вырваться из города, не более чем через минуту брошенная едва различимым в небе «Миражом» бомба попала в стоявший рядом с домом прапорщика УАЗик. Находившиеся всего в нескольких метрах от него советник замполита бригады, а также жена Николая, изрешеченные осколками, тут же упали замертво.
В кузове грузовика, кроме Олега, было четверо советников и супруга одного из них.
Отъехав от городка всего на пару километров, один из сидевших за рулем фапловцев увидел в небе еле заметную точку – юаровский «Мираж», летевший на высоте не менее четырех тысяч метров. Скомандовав «Воздух!», он заставил всех высыпать из крытого брезентом кузова и рассредоточиться по окружавшей их саванне. Попадание в машину было таким же точным, как и во время бомбардировки Ондживы, и теперь они оставались без транспорта, за несколько сот километров до ближайшего крупного населенного пункта, где были фапловцы и кубинцы.
Двигаясь и днем, и ночью – когда приходилось пересекать потенциально опасные участки, стараясь избежать плена и не погибнуть от пуль унитовцев, – группа преследовала лишь одну цель – выйти к своим и сделать это не будучи схваченными. Ни еды, ни воды, ни рации у них с собой не было. Пытаясь хоть как-то утолить голод, они набрели на неубранное поле с еще не созревшим земляным орехом. Плоды его росли, как картофельные клубни, в земле, скорлупа недозревшего ореха была еще мягкой, а сам он внутри был белым, совсем еще небольшим, но приятным на вкус. Нежные и сладкие сердцевины будущих орехов позволили хоть немного забыть о голоде и иметь с собой небольшой запас на менее удачные дни. Пить приходилось прямо из оставшихся после дождя луж и небольших, частично заболоченных водоемов. Несмотря на жару и влажность, после того, как один из советников к концу первого дня ужасно обгорел, все поняли, что голубая легкая рубашка с коротким рукавом, которая была частью фапловской униформы – не самая лучшая одежда для того, кто бредет долгими часами по саванне под палящим солнцем. Они натянули на себя теплые, на ватной подкладке форменные куртки защитного цвета. Тело под ними почти сразу же становилось влажным от пота, но зато кожа была защищена от прямых солнечных лучей, и под курткой образовывался свое-образный, пусть и не очень комфортный микроклимат. Олег теперь на своем опыте понял, почему кавказские горцы не расстаются с шерстяной буркой и папахой: под ними они чувствуют себя волне защищенными и не рискуют получить солнечный удар даже в самую жаркую погоду.
Несколько раз они проходили настолько близко от палаточного лагеря унитовцев, что слышали музыку – современную, западную. На второй день голод стал ощущаться еще сильнее, и, руководствуясь первобытным инстинктом, начали искать в лесу съедобные корни, высохшие грибы, редкие ягоды. Кто-то вспомнил, как ангольцы обучали его есть мякоть небольших плодов кактуса, освобожденного от кожуры и мелких, едва заметных крючкообразных иголок. Еда была вполне сносной, даже вкусной, но застрявшие в пальцах и, что самое неприятное, на языке иголки потом еще долго беспокоили. Даже если это делалось в некоем подобии перчаток в виде обрывков целлофанового пакета, один-два кактусовых заусенца после снятия кожуры все равно неизбежно оказывались в мякоти и потом – во рту.
Исход длился восемь суток. Первые два дня «Миражи» не оставляли их в покое, продолжая окучивать пулеметными очередями. Потом они стали прятаться в небольших пролесках, попадавшихся на пути, и юаровцы постепенно потеряли их след. Со временем они научились слышать и замечать самолеты задолго до начала налета, заблаговременно прячась под деревьями или в небольших ложбинах.
В начале второй недели пути они увидели далеко на горизонте пригородные хижины. В бинокль у стоявшего на подступах к одноэтажным каменным строениям часового Олег разглядел знаки различия ФАПЛА и понял, что они наконец-то пришли.
– Как он? – спросил доктор у медсестры, едва зашел в кабинет. Он сел рядом с пациентом и взял его руку.
– Кажется, приходит в себя. Вчера всю ночь бредил, после аминазина как-то успокоился. – Медсестра Оливия все еще слышала в своей голове страстный, как в наркотическом бреду монолог пациента, где португальские слова смешались с русскими: