Аллея всех храбрецов

– Причём тут это? Прекрасно, когда ребёнок один. Но вот когда кругом целая орава… визжащих, требующих… Хотя каждый может быть ангелом. Чего мы в школе только не вытворяли, хотя каждый из нас был умница и вундеркинд. Есть даже термин – инстинкт толпы.

– Вы – жалкий пессимист, – смеялась Инга.

– А вы – доктор Айболит в юбке и не от мира сего.

– Ну, что брат, Димка? Как жизнь молодая? Что у тебя за зверь?

Мокашов давно не встречался с Димкой, и Димка был рад, показывал жука «для коллекции» и говорил рассудительно, по-взрослому, и, что особенно импонировало, у него было серьёзное, а не дурашливо-детское лицо. От этого и самому хотелось улыбаться и спрашивать Димку тоже серьёзно.

Последнее время он совсем закрутился. Теперь работа для него стала непрерывной бешеной каруселью. Он возвращался поздно, а дни мелькали, не оставляя тормозящих воспоминаний.

Все началось с ухода «сапогов». «Сапоги» передавали дела. Лидером оставался Семёнов. Игунин и здесь сумел оказаться в тени.

– Значит так, – говорил Вадим, – скажи-ка мне…

– Может, по порядку? – просил Семёнов.

– Ещё чего, – возражал Вадим.

Но Мокашов видел: Вадим вопросами как бы высвечивал отдельные углы, а между ними натягивал паутину логики, и получалось выпукло и хорошо. Но если Вадим задавал слишком мало вопросов, то Мокашов, наоборот, спрашивал много и невпопад. Это Семёнова возмущало, потому что каждый вопрос являлся ревизией сделанного. И было много особенностей. Того, что прежде считалось важным, и что учитывало завтрашний день. Если бы объяснять Вадиму, то всё бы в два счёта закончилось. Однако Вадим занял удобную позицию – руки умыл, и передача получилась длинной и неровной, и все были рады её концу.

– Шустёр, – похвалил Мокашова в конце концов Семёнов, – хотелось бы на тебя годика через три взглянуть. Учти, здесь можно всю жизнь в инженерах проходить, и будут тебе положительные характеристики писать и нормо-часы расписывать. Но настоящая жизнь не укладывается в нормо-часы, а рядом другие будут гореть, страдать, мучаться, получать выговоры, а ты потом будешь только вспоминать и хвастаться, что работал среди них. Не ставь себе глобальных задач. Есть у тебя цель?

– Цель моя проста, – дурачился Мокашов, – хочу попасть в аллею передовиков. А не повесят мой портрет, тогда и сам в конце аллеи повешусь.

– Ну, хорошо, – улыбался Семёнов, – допустим, ты войдёшь в число повешенных. Но там половина общественников и это – дурной тон. Не затеряться бы среди них.

Из стола Семёнов выбросил всё, а в шкафу рылся, рассматривая отдельные листки, вздыхал.

– Этот выбрасывать повремени, – говорил он Мокашову, – в нём моя молодость. Думалось, да не придумалось, может, додумаешь… и галоши эти сохрани. Со временем к стене прибьёшь с надписью: галоши космонавта Игунина.

Игунин в разборах не участвовал и молча освободил стол. В отделе судили: отчего он ушёл? Одни говорили: в аспирантуру; другие – с Семёновым из солидарности; ещё – в отряд гражданская космонавтов. Но всё оказалось иначе. В отряд КБ Игунин по здоровью не попал. Слишком жестоким был отбор. И теперь решил перейти к медикам, в Институт медико-биологических проблем. В воздухе витали слухи о подготовке к полётам врачей. И, конечно, проще пересилить изнутри непомерные медицинские требования.

Ушли «сапоги», и на освободившееся место переехали теоретики. Они тотчас потребовали запараллелить телефон. При звонках поднимали трубку сначала в соседней комнате и стучали при необходимости в стенку.

Они распихивали книги по столам, когда появился Славка и пристал к Мокашову. Объявившийся суточный вариант нужно было реализовать. Он уже заслал дополнение к ТЗ датчика по точности, и повесил признак на метку. Но Мокашов принялся толковать о ложном захвате. Славка слушал его недолго:

– Какой там ложный захват? Кончай пудрить мозги.

Появился Вадим, сказал:

– Занимай деньги, поедешь на TП.

– Гуляй, – среагировал Славка, – я вот на футбол собрался.

– Прислали ВЧ-грамму. Характеристики усилителя завалили в пятнадцать раз. Собирают экстренную бригаду, без тебя не обойтись…

– Беги, воруй.

– Честно, – улыбался Вадим, – а в верхах надумали полёт побратимов.

– Погоди, тёще позвоню.

Мокашов на раз поражался способности Славки оставаться спокойным в отчаянных обстоятельствах.

– Клавдия Петровна, – кричал он в трубку. – Теперь слышно? Впечатление, что я могу отправиться к своим лучшим друзьям. Исчезнуть вполне элементарно. Собери чемодан.

И Славка побежал к Викторову, подписать задание на командировку.

Затем задумчиво оглядываясь и улыбаясь невпопад, в комнату вошёл Маэстро-Зайцев.

– Вадим, – промолвил он, останавливаясь и переворачивая книгу на вадимовом столе. – Говорят, вы мотоцикл купили?

– Да, а что?

– А какая предельная скорость?

– 110.

– А 111 нельзя?

– Можно, если под гору.

– Вадим Палыч, а к вам сюда можно перебраться? Здесь тихо.

– Это оттого, что ты сюда не перебрался. Попробуй. У нас, как говорят, что в сердце женщины, место ещё для одного всегда найдётся.