Мой наркотический бред наводняли дикие создания — наполовину люди, наполовину животные: они носились в воздухе и сползали по высокой каменной стене, с коей я взирал на них в отчаянии, не в силах спуститься на землю. В какой-то момент первобытный ландшафт вокруг стены раскололо землетрясение, заговорившее со мной голосом Крайцлера, после чего созданий в моем бреду на порядок прибавилось, а желание оказаться внизу стало отчаянно навязчивым. Сознание, наконец обволокшее меня, принесло мало облегчения, ибо я понятия не имел, где нахожусь. Голова была замечательно ясной, из чего следовал вывод, что я проспал немало часов; но просторная светлая комната вокруг была мне совершенно незнакома. Тут и там в ней размещались и канцелярские столы, и прекрасная итальянская мебель, и сам по себе этот абсурдный покой мог идеально подходить для очередного бредового сна. Арочные окна в стиле готического Возрождения придавали апартаментам вид отчасти монастырский, хотя обширность пространства при этом наводила на мысль скорее о бродвейской потогонной мастерской. Мне просто не терпелось осмотреть это место внимательнее, и я попробовал подняться, но чуть не рухнул в обморок. Звать на помощь было некого, так что мне оставалось лишь изучать странное помещение, лежа на спине. Лежал я на каком-то диване — скорее всего, начала века. Его зеленая с серебром обивка гармонировала с несколькими стульями, софой и широким креслом неподалеку. На инкрустированном обеденном столе красного дерева красовался серебряный канделябр, рядом стояла ремингтоновская печатная машинка. Эту нарочитую эклектику дополняли украшения на стенах: напротив моего дивана масляный пейзаж Флоренции в роскошно-богатой раме соседствовал с невменяемых размеров картой Манхэттена, украшенной несколькими булавками. На другой стене висела большая грифельная доска, девственно чистая, а перед этим пятном тьмы возвышался самый солидный из пяти конторских столов, которые вместе образовывали своеобразное кольцо по периметру комнаты. С потолка свисали огромные вентиляторы, а пол в центре устилали два дорогих персидских ковра со сложными узорами.
Ни один здравый человек жить здесь просто бы не смог, да и конторой эта комната не была. Галлюцинации, решил было я — но затем глянул в окно рядом и прямо перед собой увидел две знакомые достопримечательности: элегантную мансардную крышу универсального магазина «Маккрири» с литыми оконными переплетами, а левее — похожую крышу отеля «Сент-Денис». Насколько я помнил, оба здания стояли друг напротив друга на 11-й улице к западу от Бродвея.
— Значит, я… где-то через дорогу, — пробормотал я, и тут моих ушей достигли звуки снаружи: ритмичный перестук конских копыт, визг металлических колес трамваев по рельсам. Вдруг ударили в колокол. Насколько мне позволяло состояние, я поспешно перевернулся на левый бок и в другом окне увидел шпиль церкви Милости Господней на 10-й улице — так близко, что можно дотянуться рукой.
Наконец, я услышал человеческие голоса и, собрав волю в кулак, сел на диване. В голове роились вопросы, но вид дюжины незнакомых работяг, ввалившихся в покои, поверг меня в молчание. Они вкатили на полозьях новый предмет обстановки — покрытый затейливым орнаментом огромный бильярдный стол, а за ним — кабинетный рояль. Грузчики пыхтели и проклинали друг друга на чем свет стоял, но тут один заметил, что я сижу.
— Эй! — воскликнул он радостно. — Да вы только гляньте сюда — мистер Мур проснулся! Как вы, мистер Мур?
Остальные рабочие заулыбались, а кое-кто начал стягивать кепки — на мой ответ они явно не рассчитывали. Говорить оказалось куда сложнее, чем мне представлялось вначале, так что я смог лишь выдавить нечто вроде:
— Где я? Кто вы?
— Придурки мы, вот кто, — ответил тот же грузчик. — Кто ж на крыше лифта с бильярдом ездит — но по-другому его сюда не поднять. Вот такие кунштюки. Но док платит — стало быть, надо вертеться.
— Крайцлер? — вымучил я следующий вопрос.
— А то, — ответил грузчик.
Тут в желудке у меня что-то шевельнулось.
— Есть хочу, — сказал я.
— Неудивительно, — из дальнего угла огромной комнаты отозвался женский голос. — Нормальное желание после двух ночей и одного дня без еды, Джон. — Откуда-то из тени выплыла Сара в простом темно-синем платье, не стеснявшем ее движений. В руках она несла поднос с дымящейся супницей. — Попробуй, здесь немного бульона с булочкой. Скорее окрепнешь.
— Сара! — слабо вскрикнул я, когда она присела на мой диван и подвинула мне свою ношу. — Где я?
Но она ничего не успела ответить: рабочие, увидавшие, как она подсаживается ко мне, стали перешептываться и пересмеиваться. Не глядя в их сторону, Сара тихо сказала мне:
— Мистер Джонас и его люди не подозревают, для чего мы здесь. Им известно, что я не служанка, и они полагают, будто я здесь что-то вроде общей любовницы. — И она принялась по ложечке вливать в меня восхитительно соленый куриный бульон. — Поразительно, что все они при этом женаты…
Я прервал свое довольное хлюпанье и умудрился спросить:
— Сара, но все-таки —