С этого времени контроль за ситуацией в Александровском дворце перешел к «комитетчикам». Начались аресты. Первыми были арестованы заместитель дворцового коменданта генерал Гротен и начальник Дворцовой полиции полковник Герарди.[660] После этих арестов обязанности по охране Александровского дворца и царской семьи принял на себя командир Сводного полка генерал-майор Ресин. Все офицеры остались в Царском Селе, но императрица просила их уехать в Петроград.
На Детской половине Александровского дворца дети продолжали болеть, к ним присоединилась Анастасия (37,2 °). В этот день в Александровский дворец на Детскую половину с пением молитв доставили для богослужения икону Знамения Богородицы из Знаменской церкви Царского Села. Протоиерей А.И. Беляев писал в дневнике: «Мы поднялись во второй этаж на детскую половину и, пройдя ряд светлых комнат, вошли в полутемную большую комнату, где лежали на отдельных простых кроватях больные дети. Икону поставили на приготовленный стол… Императрица, одетая сестрою милосердия, стояла подле кровати наследника… Пред иконою зажгли несколько тоненьких восковых свечей. Начался молебен… Можно себе представить, в каком положении оказалась беспомощная царица, мать с пятью своими тяжко заболевшими детьми?.. Горячо, на коленях, со слезами просила земная царица помощи и заступления у Царицы Небесной. Приложившись к иконе и пройдя под нее, попросила принести икону и к кроватям больных, чтобы и все больные дети могли приложиться к Чудотворному Образу… Святую икону пронесли по всем детским комнатам, спустились вниз и пришли в отдельную, изолированную комнату, где лежала больная корью, покрытая сыпью Анна А[лександровна] Вырубова. Когда мы выносили икону из дворца, дворец уже был оцеплен войсками…».
Анна Вырубова воспоминалах: «Государыня – ужасающе худая – в белом переднике сестры милосердия смотрела, как последние имперские полки покидали дворец. Морская стража, офицеры “Штандарта”, телохранители и др. уходили, чтобы присягнуть Временному правительству».[661]
В этот день императрица достоверно узнала об отречении. В эмоциональном письме (№ 652) от 3 марта 1917 г. Александра Федоровна писала супругу «в никуда»: «Любимый, душа души моей, мой крошка, – ах, как мое сердце обливается кровью за тебя! Схожу с ума, не зная совершенно ничего, кроме самых гнусных слухов, которые могут довести человека до безумия… Только что был Павел – рассказал мне все. Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой! Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту, и (Иуда Рузский[662]) ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране».[663]
Александровский дворец вновь посетил великий князь Павел Александрович, который подтвердил факт отречения Николая II, а поздно вечером императрица по телефону сама переговорила с супругом, который вернулся в Ставку. П. Жильяр пишет, что императрица была в отчаянии: «Я увидел ее вечером у Алексея Николаевича. На ней лица не было, но она принудила себя, почти сверхчеловеческим усилием воли, прийти, по обыкновению, к детям, чтобы ничем не обеспокоить больных, которые ничего не знали о том, что случилось с отъезда Государя в Ставку. Поздно ночью мы узнали, что великий князь Михаил Александрович отказался вступить на престол и что судьба России будет решена Учредительным собранием. На следующий день я вновь застал Государыню у Алексея Николаевича. Она была спокойна, но очень бледна. Она ужасно похудела и постарела за эти несколько дней».