Александр Одоевский

Молодежь безгранично верила в преобразующую силу просвещения, «…науки ученому делают честь, а просвещенный делает честь наукам», — писал в журнале «Благонамеренный» будущий декабрист Николай Бестужев. Противники просвещения заявляли, что «в науках много заблуждений».

«Не остановить в России революцию, — жаловался министр народного просвещения и духовных дел князь А. Н. Голицын известному мракобесу, архимандриту Фотию, — все уже в большой силе».

«К чему служило рвение мое остановить усилившуюся заразу? — признавался сменивший его на посту адмирал А. С. Шишков. — С одной стороны, бог, совесть и отечество требовали от меня, чтоб я по долгу звания моего сопротивлялся, сколько могу, безнравственному и пагубному вольнодумству или так называемому духу времени, но с другой — час от часу более усматривал я, что не могу иметь ни средств, ни возможности поставить преграду сему широко развившемуся и беспрепятственно текущему злу… Мудрено ли, что при таком расположении умов многие смотрели на меня как на человека странного, хотящего ладонью своей руки остановить быстрое течение потока!..»

«Брожение умов» было сильнее всех препон.

После разгрома декабрьского выступления арестованные члены тайных обществ показывали на следствии о причинах укоренения в них «свободного образа мыслей».

Н. Крюков сообщил, что он «не упускал и философических сочинений, так нужных для лучшего узнавания людей. Тут прочел я в разные времена Беккария, Траси, Гельвеция, Бентама, Кондильяка, Сея, Гольбаха…».

М. Фонвизин указал, что «свободный образ мыслей» почерпнул он благодаря «прилежному чтению Монтескье, Рейналя и Руссо».

«Любовь к вольности и народодержавию» поселили в П. Борисове Плутарх и Корнелий.

В показаниях декабристов фигурировали и имена известных русских профессоров: А. П. Куницына и К. И. Арсеньева, К. Ф. Германа и П. А. Сохацкого, А. И. Галича и Д. М. Велланского…

«Демократический образ правления имеет ту выгоду, — говорил Герман, — что каждый гражданин в полном смысле может сказать: я человек!» За подобные мысли правительство преследовало, однако остановить распространение вольнодумства оно было не в силах.

«Государи живут лета, а народы столетия! — многозначительно заметил Федор Глинка и тут же добавил, имея в виду отказ Александра от обещанных реформ: — Почему же не имеет всякой такого же права, заметив беспорядок в обществе, говорить прямо и гласно, что видит его, и указывать на причину оного?»

Действительно, почему?..

Глинка призывает к мужеству:

«…всякой делай свое дело и держись своего пути. Пусть царедворцы льстят, злые коварствуют, бездушные обманывают — это их нравственное ремесло, а ты добрый человек! Ты все делай добро, заслоняй собою несчастных от стрел рока и злобы, подавай руку упадающим и. есть ли ничего уже более не в силах сделать, то сострадай страждущим и молись за погибающих».

Тернистой была дорога будущих декабристов.

Они патриоты…

Надо отметить, что крепостное право являлось в то время уделом только русского человека. Как заметил Николай Тургенев, «каждый дворянин, кто бы он ни был по своей национальности, — англичанин, француз, немец, итальянец, так же как татарин, армянин, индеец, может иметь крепостных, при исключительном условии, чтобы они были русскими. Если бы какой-либо американец прибыл в Россию с негром-рабом, то, вступив на русскую почву, невольник станет свободным…». Таким образом, рабство являлось, по словам декабриста, привилегией лишь русских людей.

Вопрос о крепостном праве волновал лучшие умы передовой России.

«…Патриотизм, — писал В. Ф. Раевский, — сей светильник жизни гражданской, сия таинственная сила управляет мною. Могу ли видеть порабощение народа, моих сограждан, печальные ризы сынов отчизны, всеобщий ропот, боязнь и слезы слабых, бурное негодование и ожесточение сильных — не сострадать им?..» Они подвержены и страху и сомнению… Член Союза благоденствия Павел Волошин обратится к друзьям:

Друзья! вот стон души моей
Скорбящей, одинокой:
Мечта златая ранних дней
Еще от нас далеко!
Еще в тумане скрыта цель
Возлюбленных желаний!..

Но час пробьет: услышим
Отечества призванье!..

Время было стремительным. «Опасные» разговоры оставались разговорами. Необходимо было действовать…

9 февраля 1816 года возникло первое тайное общество — «Союз спасения», возникло после «сходки» у Муравьевых. Их поначалу было шесть человек.

— Крестьянская свобода и конституция! — провозглашали они.

Потом появился седьмой — Михаил Лунин.

«Я никем не был принят в число членов Тайного общества, но сам присоединился к оному, пользуясь общим ко мне доверием членов, тогда в малом числе состоящих».

О дне выступления и не говорили — он еще не проглядывался.

Но Лунин предложил приблизить его, убив Александра I на царскосельской дороге.

— Прежде нужна конституция! — возражал Пестель.