Александр Одоевский

— Ваше величество! — сказал Голицын. — Ив холодной Сибири…

— Продолжайте, князь! — подбодрил его Николай.

Через полчаса, внимательно выслушав доклад, он отпустил князя и положил на оставленной им записке резолюцию: «Прочтем в месте, довольно важно!»

— Государь! — прочитав записку, произнес граф Бенкендорф. — Я не совсем понял. Быть может…

— Взять объяснение от генерала Броневского! — жестко заключил Николай I. — Что он думает по сему поводу?

— Слушаюсь, ваше величество! — Александр Христофорович низко склонил крупную облысевшую голову.

Генерал-губернатор Восточной Сибири С. Б. Броневский — военному министру А. И. Чернышеву:

«По почтеннейшему предписанию вашего сиятельства от 2 апреля с. г. № 139 имею честь всепокорнейше изложить историю связей плац-адъютанта Петровского Завода Клея и управляющего Иркутским комиссариатским комиссионерством Цейдлера с государственным преступником Одоевским, водворенном в селении Еланском, от г. Иркутска в 35 верстах. Начну с того, что б. гражданский губернатор Цейдлер очень короток, по давнему ли знакомству или по чему другому, с отцом государственного преступника Одоевского, отставным ген.-м., князем Одоевским, жительствующим близ губ. города Владимира, это замечается из писем Одоевских, переходящих через мой досмотр, из коих видно: что д.с.с. Цейдлер, проезжая прошедшую зимою из Иркутска через г. Владимир, имел свидание с кн. Одоевским, и что отставной надворный советник Протопопов, бывший директор Тельмпнской казенной суконной фабрики, где прежде находился на жительстве преступник Одоевский, проезжая этою же зимою из Иркутска, был у кн. Одоевского в его деревне, что под г. Владимиром, и, в изъявление благодарности за покровительство его сыну, к коему он в переписке своей оказывает всегда чрезвычайную нежность, чествовал Протопопова отличным образом, «на славу» — как выражается князь в письме от апреля месяца к сыну. Если Протопопов отважился взять и только передать князю Одоевскому письмо от сына, в противность запрещения, то это еще ни к чему не ведет: ибо престарелый отец не позволит любимому сыну, которого в продолжение девятилетнего заточения он беспрестанно осыпал упреками за ужасное падение, сокрушившее старца, имевшего в нем единственную подпору; да преступник Одоевский, по примечаниям моим, преисполнен раскаяния и негодования на самого себя, спокойствие и веселый нрав его выражают ясно, что голова его не отягчена черными думами.

Протопопов жительствует теперь в С.-Петербурге, плац-адъютант Петровского завода Клей, где содержатся государственные преступники, — родней брат жены д.с.с. Цейдлера, находящегося теперь в С.-Петербурге при министре внутренних дел, а управляющий иркутским комиссариатским комиссионерством Цейдлер — родной брат ему Цейдлеру и в тесных связях с Протопоповым. От этого действительно могли быть частые сношения преступников мимо рук правительства…»

Этим донесением император остался недоволен.

— Прошу, Александр Христофорович, разобраться во всем, особо учитывая, что сибирской администрации не только непристойно, но и опасно входить в какие-либо связи с государственными преступниками!..

Начальник III отделения понял, что ему необходимо действовать.

Результатом его «кропотливой работы» был перевод Ф. Б. Цейдлера и И. И. Клея «во внутренние губернии империи»…

— Что ж, Александр Христофорович! — войдя в свой кабинет, сказал император. — Читал я его пиитическое послание. И надо сказать, тронуло оно меня. Вы помните?..

— Да, государь! — Бенкендорф достал из кармана плотный лист бумаги и развернул его.

Всю жизнь, остаток прежних сил,
Теперь в одно я чувство слил,
В любовь к тебе, отец мой нежной,
Чье сердце так еще тепло,
Хотя печальное чело
Давно покрылось тучей снежной…

Голос у Бенкендорфа был глух и низок.

— Очень чувствительно! — заметил Николай I. — Строки сии тронут любого отца.

— Согласен с вами, ваше величество! — моргнув рыжеватыми ресницами, поддакнул шеф жандармов. — Старый князь буквально завалил нас своими слезными просьбами.

— Однако родственным чувствам потакать в таком деле не следует, — нравоучительно произнес император. — Слишком преступна и безнравственна во всех смыслах вина моих «друзей 14-го». И все же в просьбе светлейшего князя Варшавского, чье определенное отношение к этим людям известно, мне трудно отказать.

— Граф Иван Федорович не подписал свою записку, — ревниво возразил Бенкендорф.

— Достаточно того, что она им продиктована. Прочтите ее еще раз!..

Бенкендорф надел очки.

— «Александр Одоевский, третий год поселен в Восточной Сибири, в деревне Елане. Нельзя ли переместить его в Западную Сибирь в город Ишим или в Ялуторовск?»

— Сообщите Ивану Федоровичу, что из уважения к нему я согласен.

— Хорошо, государь!