«…Не знаете ли вы случайно артиллерийского полковника, Авраама Норова, путешественника с деревянной ногой и автора поездки в Сицилию, — одну из тех поездок, которые можно совершить, не выходя из дому? В настоящее время он, верно, в Москве, если не предается больше своей страсти видеть свет. Так вот мы имели намерение ехать вместе весною 23 года в Египет и в Палестину. Нечто более реальное был мой проект отправиться в Персию вместе с добрым и дорогим Александром Грибоедовым. Двумя годами ранее я умолял вас позволить мне присоединиться к моему дяде, и всецело посвятить себя служению искусствам и наукам: итак, три раза упускал я случаи избежать моею заблуждения этих трех месяцев… Прошлое поглотило все, — это столь неумолимое прошлое; и затем — по прошествии десятка лет человек так мало походит на самого себя, что, когда мысленно восстанавливает свою собственную прежнюю личность, — ему кажется, что читает — некролог…»
С наступлением холодов Одоевский заперся в своем доме, словно в крепости…
В начале января 1836 года к нему заехал бывший директор Тельминской суконной фабрики Протопопов.
— У меня просьба к вам, Александр Иванович. Вы помните Куркутова, бывшего хозяина дома, где жили вы раньше?
— Да, конечно. Он ведь, кажется, под следствием?
— Третий год уже, хоть и невинен вовсе. И все из-за скоропостижной смерти одного из четырех пойманных тогда братских конокрадов. Многочисленное семейство его уже три года бедствует без хозяина. Единственный трезвый и честный крестьянин в Елани — тот под арестом.
— Но чем я могу?
— Попросите брата губернатора, Франца Богдановича, замолвить за него слово перед господином Гатманом. Дело скоро перейдет в губернский суд. А Цейдлер к вам хорошо относятся…
Одоевский обещал. И, в свою очередь, попросил Протопопова передать Францу Богдановичу, что у него есть продажная рессорная бричка. В июле выйдут на поселение много его товарищей — Муравьевы, Лунин, Свистунов, Анненков, Волконский… И все они нуждаются в экипажах. Обычным путем продавать бричку нельзя, так как все пойдет в Казенную палату.
— Обязательно передам все, как сказали! — заверил Александра Протопопов и тотчас уехал.
Оставшись один, Одоевский сел за фортепиано и стал наигрывать один из грибоедовских вальсов.
Как вырваться из холодных сибирских темниц?..
«…Наблюдая постоянно за всею без исключения корреспонденцией) Петровского Завода, где заключены государственные преступники, я в переписке б. иркутского гражданского губернатора Цейдлера, коменданта завода — генерала Лопарского и плац-адъютанта Клея, родственника Цейдлера, весьма часто встречал участие сих лиц в положении некоторых преступников. Но письма их в этом отношении были всегда так темны, так неопределенны и часто перемешаны французскими и немецкими словами, что я не мог знать, в чем состоит их участие и поэтому не доводил о них до сведения вашего сиятельства. С последнею почтою родной брат Цейдлера, управляющий Иркутским комиссариатским комиссионерством, посылает к Клею письмо преступника Одоевского. Этим письмом открываются несколько доселе совершенно темные связи и их отношения Одоевского. Хоти настоящий случай не открывает в сих связях ничего особенно важного, но я не смею оставить его без представления вашему сиятельству по следующим убеждениям:
Рассуждая только об одном сем случае, я нахожу Клея изменяющим своему долгу на порученном ему посте, по моему мнению, требующем неумолимой строгости в исполнении его обязанности, равно и Цейдлера, брата губернатора, хотя простодушным, но не менее вредным посредником.
Письма Одоевского посылается только один пол-лист, а другой удержан Цейдлером. Кто может поручиться, что удержанная часть письма не заключала в себе чего-либо важного!
Подлинные письма я отослал по принадлежности в намерении с такою же точностью удостовериться ответом Клея в действительном его участии, а к вашему сиятельству имею честь представить полную копию с письма Одоевского и выписку из письма Цейдлера.
Не могу скрыть пред вашим сиятельством, что я не совсем уверен, что Клей ответ свой пошлет почтою. Из переписки их, рассматриваемой еще при самом начале учреждения здесь перлюстрации, я видел, что они всегда опасались почты и потому пересылали свои письма с проезжающими или с нарочными…»
Действительный тайный советник Александр Николаевич Голицын был человеком религиозным, основательным, противником всякой и всяческой крамолы… «Еще Одоевский пишет и просит написать к тебе, — пришлепывая старческими губами, стал вслух читать он приложенную к донесению записку Ф. Б. Цейдлера, — чтобы ты сказал, что у него есть продажная бричка… чтобы ты деньги выслал ко мне, а для чего: то посылаю тебе его письмо, которое ты сейчас уничтож».
— Я вам уничтожу! — вознегодовал Голицын и, позвонив лакею, спешно собрался в Зимний дворец.
Бенкендорф провел его в царский кабинет.