Александр Одоевский

Может ли вам государь отказать в помиловании двоюродного брата вашей жены, когда двадцатилетний преступник уже довольно понес страданий за свою вину, вам близкий родственник, а вы первая нынче опора царя и отечества.

Сделайте это добро единственное, и оно вам зачтется у бога неизгладимыми чертами небесной его милости и покрова. У его престола нет Дибичей и Чернышевых, которые бы могли затмить цену высокого, христианского, благочестивого подвига. Я видал, как вы усердно богу молитесь, тысячу раз видал, как вы добро делаете. Граф Иван Федорович, не пренебрегите этими строками. Спасите страдальца!..»

Письмо ушло с очередной почтой, но в судьбе Одоевского ничего не переменилось. Граф Иван Федорович не внял мольбам свойственника, не «спас страдальца»…

Дорога в Тегеран была утомительна, бессонница не отпускала его. Ему так хотелось оседлой жизни. Он скучал, тосковал по жене.

«Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя, как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить… Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться…»

Встретили его по-царски. Приемы… возврат пленных… происки английского агента. Мстительный Аллаяр-хан не забыл неуступчивого посланника.

Спровоцированный взрыв религиозного фанатизма, короткая схватка в посольстве и… смерть. Мгновенная, но ужасная. Обезображенный труп его узнали по сведенному мизинцу на руке — от дуэльной раны.

Последний путь в Россию. На дрогах… Встреча с Пушкиным. Поэта мертвого с живым…

— Кого везете?

— Грибоеда.

И памятник в храме святого Давида в Тифлисе. Плачет в камне коленопреклоненная женщина — «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской…»

Плачет наяву, жена его, урожденная княжна Чавчавадзе: «Но для чего пережила тебя любовь моя? — Незабвенному его Нина».

А прожита лишь половина жизни!

Еще не скоро закажет в храме панихиду брат и друг убиенного посла и поэта Александр Одоевский…

Храм стоит и поныне.

Там, где вьется Алазань,

Веет нега и прохлада…

6

Где он? Где друг? Кого спросить?
Где дух?.. Где прах?.. В краю далеком!
О, дайте горьких слез потоком
Его могилу оросить…
……….
Я там один с тоской моею,
В ненарушимой тишине,
Предамся всей порывной силе
Моей любви, любви святой,
И прирасту к его могиле,
Могилы памятник живой…

В январе 1841 года входивший в известность воронежский поэт, чьи стихи вскоре станут народными, напишет Виссариону Белинскому:

«Я добыл «Элегию» Пушкина на смерть Грибоедова. Если бы можно было напечатать, было бы славно, хотя бы с выпуском нескольких стихов в середине. И если вы ее не читали, ну я посылаю для вас. Уверяют, что она нигде не была напечатана и немногим известна…»

Ошибка поэта, приписавшего стихотворение Александра Одоевского Пушкину, примечательна. Не знал он и о том, что оно, написанное «под небом гранитным и в каторжных норах», было напечатано в 1830 году в «Литературной газете» Антоном Дельвигом.

Горестная весть выбила Одоевского из колеи надолго. Связь с домом он поддерживал через Наталью Фонвизину, писавшую его отцу.

20 мая 1829 года Иван Сергеевич писал ее матери, Марии Павловне Апухтиной: «Ваша Наталья Дмитриевна для меня ангел земной, которая одна во всей-вселенной столь часто извещает меня о Сашиных мыслях, утешает меня в убийственной горести моей — она препоручила Вам известить меня о сыне моем и о книгах, кои нужны ему…»

К Александру пришла бессонница… Перед глазами его, воспалившимися от тайных слез, неизменно стояло сведенное судорогой боли лицо Грибоедова, лежало на земле обезображенное дикой толпой тело…

Работа валилась из рук.

Лекции он почти забросил, товарищи старались не донимать его расспросами. Гибель Грибоедова тяжело пережили и они, высоко ставившие автора бессмертной комедии.

Смерть брата Александр не забудет никогда.