Александр II

Александр Николаевич перестал обращать внимание на надутые физиономии великих княгинь. Он отдавал себе отчет в усиливающемся разъединении семьи, но полагал, что пока жив – это не страшно. Известная доля эгоизма позволяла ему пренебрегать внешней фальшью, усилившейся в императорском кругу после кончины Марии Александровны. Несколько бокалов отличного крымского шампанского подогрели его радость. Он заметил, что мальчишки Михайловичи, особенно Сандро, с сочувствием поглядывают на Катю, и порадовался – эти чистые сердца смогли полюбить ее.

Доброжелательство он увидел и во взглядах Константиновичей, Кости и Дмитрия. Оба, впрочем, были скромные ребята, в отличие от беспутного старшего брата. Дмитрий не брал в рот ни вина, ни водки по зароку, данному матери. (Зарок был вызван помощью Александры Иосифовны в переводе сына из флота в кавалерию. Отец, как генерал-адмирал, естественно хотел, чтобы сыновья служили во флоте, но Дмитрия постоянно укачивало, стоило ему ступить на борт корабля. Он на коленях молил отца позволить ему надеть шпоры, тот никак не уступал, пока не вступилась мать. Александра Иосифовна смогла устыдить мужа, напомнив ему о его второй семье, о всем известном позоре, который она вынуждена сносить. Константин Николаевич сдался, он не терпел женских слез.) Правда, вскоре сыновний зарок пришлось нарушить с согласия самой великой княгини: Дмитрий Константинович стал командиром гвардейских гренадер и обнаружил, что необычная в военной среде трезвость затрудняет его общение с офицерами полка.

Светлейшую княгиню очень смешила застенчивость Дмитрия, вот и сейчас он пунцовел при одном взгляде на нее… Она под столом взяла руку мужа и крепко сжала, так что камни на его перстнях больно впились в ладонь. Александр Николаевич успокаивающе улыбнулся. Все будет хорошо!

В нем вдруг проснулся восемнадцатилетний юноша. Он нашептывал что-то Кате в маленькое розовое ушко и едва удерживался, чтобы не поцеловать его. Он несколько раз громко интересовался, нравятся ли ей вина и хорош ли его крымский мускат. Он соглашался со всем, что она говорила, обманываясь с готовностью, что ей тоже весело. Он смотрел на всех родных за столом с дружеский улыбкой: сам того не сознавая, он просил их полюбить его Катю и порадоваться их счастью. К концу обеда он стал громко шутить с Сандро и его братьями, называя их «дикими кавказцами», спрашивал, сколько у них кинжалов и не падают ли они со спины стоящего коня.

После десерта возникла некоторая пауза. Все смотрели на Александра Николаевича, а он с ожиданием поглядывал на двери. Наконец гувернантка ввела в зал их детей, двух девочек и мальчика.

– А вот и мой Гога! – воскликнул гордый император, высоко поднял крепкого мальчугана и посадил себе на плечо. – Скажи-ка нам, Гога, как тебя зовут?

– Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, – ответил заученно громко Гога и стал теребить ручонками бакенбарды государя.

– Оч-чень приятно познакомиться, князь Юрьевский! – шутил государь. – А не хочется ли, молодой человек, вам сделаться великим князем?

– Саша, ради Бога, оставь!.. – нервно сказала светлейшая княгиня, сказала тихо, но в полной тишине ее слова услышали все. Екатерина Михайловна понимала, что государь шуткой хотел проверить отношение семьи к упрочению положения ее и детей, к тому, что было предметом их долгих и мучительных разговоров, но сейчас, когда это прозвучало вслух во враждебно напряженной атмосфере, она едва не расплакалась.

Александр Николаевич по доброте и мягкости своей натуры сильно полагался на братьев. Брат Костя всегда стоял особняком, Николай и Михаил постепенно отдалились друг от друга, между ними не стало сочувствия и доверия. Сыновья? Сашка все меньше и лишь по видимости считался с мнением дядей, гнул упрямо свою линию при обсуждении государственных дел и важных военных назначениях. Владимир полностью поддерживал отца, подчас излишней горячностью и самонадеянностью переходя границу приличий. Государь все чаще приглашал братьев и старших сыновей на доклады министров и важные совещания. Хотелось сплотить их на общем деле. Но и сыновья не были откровенны при всей любви к отцу.

Между тем семейный вечер продолжался так, как был задуман государем. Взрослые перешли в гостиную. К облегчению Александра Николаевича, брат Костя поспешил занять Катю разговором, к которому привлек Сашку, мрачного по-прежнему, и Петра Ольденбургского, на доброе сердце которого вполне можно было положиться.

Детям показали представление итальянского фокусника, чьи проделки привели их в состояние бурного восторга. Затем младшим Гога в соседнем зале показал свое умение и ловкость в езде на трехколесном велосипеде и в катании на коврике с русской горки. Тут же нашлись желающие повторить его опыты, и мальчик с готовностью приглашал всех кататься. Он очень старался подружиться со всеми и с ожиданием вглядывался большими коричневыми глазами в лица детей.