Возможно, следствием инцидента стало потепление отношений с братом Константином. Сразу по возвращении из Ливадии 22 ноября государь позвал к себе великого князя Константина Николаевича, горячо обнял его и сказал: «Какой вздор распустили в городе! Все эти слухи о тебе не имеют никакого основания», – разумелись аварии кораблей нового типа («поповок» по фамилии адмирала А.А. Попова), обошедшихся казне дорого, но тонувших один за другим, вследствие чего и ожидали снятия генерал-адмирала со всех постов.
Во время этого свидания цесаревич стоял в приемной и старался не слушать разговор из оставленной приоткрытой двери.
Взрыв в Зимнем дворце крайне взволновал Кавказского наместника великого князя Михаила Николаевича. Недолго прособиравшись, он со всем семейством отправился в Петербург.
Михаил Николаевич постоянно находился в тени старших братьев, держался скромно, но, судя по всему, имел все основания для скромности. «Эгоист, завистливый и фальшивый в полном значении этого слова, – пишет о нем в частном письме Лорис-Меликов, – великий князь боязлив и робок, как заяц, не только на поле брани, но и в мирное время. Робость его доходит до болезненных проявлений, прирожденных ему с детства… Все вышесказанные недостатки князя маскируются для публики весьма благообразными наружными формами великого князя и вежливым, мягким обращением его со всеми. Не доверяя собственным способностям и будучи неучем, он охотно подчиняется влиянию всех окружающих его лиц, и таким образом, является слепым исполнителем желаний и указаний жены своей… докладчиков своих, адъютантов и прочее». Несмотря на явный перехлест эмоций, характеристика в основном верная, к которой стоит добавить важную черту: Михаил Николаевич искренно любил и почитал брата Александра, был верен ему как человеку и государю.
Великий князь был наслышан о проектах брата Константина, Валуева и Лорис-Меликова, но не знал, что о них думать. Озабочивали царского брата, однако, не только проблемы государственные. Так, по дороге в столицу сыновья великого князя были призваны к отцу в вагон, и Михаил Николаевич объявил им, что княжна Екатерина Долгорукая десять месяцев назад стала супругой государя и княгиней Юрьевской и будет коронована императрицей.
– …Вам следует целовать ей руку и оказывать все знаки уважения как супруге царствующего императора. Будьте добры и к их детям.
Стоявшая у окна великая княгиня Ольга Федоровна негромко сказала по-французски:
– Вы слишком далеко заходите.
Сыновья недоумевали, пораженные новостью.
– А сколько лет нашим кузенам? – одиннадцатилетний Сережа любил точность.
– Мальчику семь лет, а девочкам шесть и четыре года, – сухо ответил отец.
– Но как же это возможно… – начал Сережа, но отец поднял руку:
– Довольно, мальчики! Можете идти в свой вагон!
В вагоне среди мальчишек возник спор, и согласились на том, что отец ошибся или оговорился, и по-видимому, государь женат на княгине Юрьевской дольше, чем десять месяцев. Правда, тогда выходило, что у него было две жены одновременно… и дети остановились в недоумении перед странными поступками взрослых.
На один из воскресных вечеров Александр Николаевич назначил парадный обед, на который распорядился пригласить всю императорскую семью. Он решил, что пора ввести Катю в семью не только формально, но и на деле. Он вполне представлял враждебные чувства, питаемые к ней, но как все искренне любящие, полагал, что лишь только люди увидят Катю, как сразу проникнутся к ней любовью и уважением, поймут ее долгие и мучительные страдания и простят нарушение Божеских и человеческих законов. Он оказался наивен, бедный государь император, но он любил…
Голос церемониймейстера дрогнул, когда старик, стукнув об пол три раза жезлом с ручкой из слоновой кости, громко провозгласил:
– Его Императорское Величество и светлейшая княгиня Юрьевская!
Александр Николаевич быстрым шагом вошел в зал, ведя под руку свою дорогую красавицу. Окинув зал быстрым взором, он порадовался тому, что явились все без исключения, и не обратил внимания на то, что жена наследника потупилась, жена брата Михаила смотрела в сторону… Молодая и веселая радость распирала его, и ему не хотелось огорчаться. Испытующе глянув на Сашку, он обошел с Катей семью. Катя любезно отвечала на вежливые поклоны.
Сели за стол, и на мгновение мертвенная тишина придавила всех. Взгляды были устремлены на светлейшую княгиню, которая непринужденно опустилась в кресло покойной императрицы. Недоброжелатели не хотели видеть на лице Юрьевской печаль и откровенное волнение.
Она часто обращалась к государю, и тот успокаивающе поглаживал ей руку. Он чувствовал себя вполне свободно на этом семейном обеде. Оглядывая братьев и их семьи, усмешливо думал, что его Кате вполне удалось бы покорить сердца всех мужчин… если бы за ними бдительно не следили жены.
Ох уж эти завистливые бабские сердца, никак не могут простить Кате ее счастья. Всякая попытка светлейшей княгини принять участие в общем разговоре встречалась вежливым и холодным молчанием. Катя осеклась раз, другой и потерялась.