Алеф

Интересно, заговорит ли когда-нибудь это порождение сексуальных игр моих детей. Иногда мне кажется, что он не захочет снизойти для этого. Тому, кто не страдает даже от собственной боли, редко бывает что сказать. Я представляю его сидящим за столом или играющим во что-нибудь не слишком обременительное. Тело, готовое вот-вот лопнуть и истечь кровью. Поймёт ли он это, осознает ли своё шаткое положение в мире живых? А, может быть, он рождён для мира мёртвых? Что, если Тристан — вполне полноценный его обитатель, и ему даже в голову не придёт чувствовать себя обделённым?

Я возвращаюсь в кабинет, бросаю письмо Марны на стол и сажусь в кресло. Сегодня мне нужно встретиться с проводником, а значит, следует запастись личиной. Но до этого предстоит разобраться с несколькими делами.

Придвигаю терминал и набираю свой рабочий номер. Через три гудка Мила снимает трубку.

— Да, мистер Кармин?

— Ты купила крыс?

— Как вы просили: мальчика и девочку.

— Хорошо. Поставь клетку у меня в кабинете. Смотри только, чтобы они не выбрались. Кстати, какого они цвета?

— Белые.

— А серых не было?

— Нет, господин Кармин, к сожалению, в зоомагазине были только такие.

— Ну, ладно. Я подъеду часам к двум.

— Хорошо, господин Кармин.

Я вешаю трубку. Поразительно: в виртуальности нет обычных серых крыс! Хотя, Мила, наверное, и не спрашивала. Чёрт с ней — белые, так белые.

Пора отправляться в больницу. Еву перевели из реанимации, и я могу её, наконец, навестить. Спускаюсь в холл и прошу Фёдора подать пальто и вызвать машину. Через пару минут «Бэнтли» подкатывает к крыльцу.

— К Еве, — говорю я, устраиваясь на заднем сиденье.

Больница — большое прямоугольное здание светло-серого цвета, похожее на поставленный ребром спичечный коробок. Архитектура минимализма — такие постройки вошли в моду лет двадцать назад. Стиль быстро утратил популярность, оставив Киберграду уродливое наследие.

Перед больницей теснятся автомобили скорой помощи и машины посетителей. Над входом висит пыльная вывеска: «Госпиталь св. Себастьяна». Удивительно, что некоторые учреждения такого рода до сих пор содержат в названиях имена святых. Возле двери курят трое ординаторов в зелёных комбинезонах. Судя по запаху, они употребляют «химические» смеси. По крайней мере, я не могу распознать ни одного ингредиента.

Стеклянные створки с жёлтыми кругами разъезжаются при моём приближении.

Выяснив у регистратора, в какой палате лежит Ева, я поднимаюсь на третий этаж и иду по коридору, вдоль которого стоят обтянутые дерматином кресла и топчаны. На них сидят больные. В основном, это люди, пострадавшие в результате аварий и несчастных случаев, поскольку случаи заражения вирусом в Киберграде довольно редки и, как правило, не требуют врачебного вмешательства (у всех дома есть аптечка с минимальным набором антивирусов). Конечно, время от времени случаются эпидемии, но только при системных сбоях или если хакеры хотят испытать новый продукт.

Я нахожу палату Евы и толкаю стеклянную дверь.

В центре комнаты стоит кровать, окружённая всевозможной аппаратурой со множеством лампочек и мониторов. Обмотанная проводами и трубками, на кровати лежит Ева. Я подхожу ближе и смотрю на забинтованную почти до самых глаз голову. Из-под повязки торчат электроды и клочки спутанных волос.

Часть меня всегда помнит, что Ева не родной мне ребёнок. Но я почти никогда не думаю об этом осознанно. Тем более что настоящих детей у меня нет.

Я смотрю на Еву с сочувствием и страхом. Страхом того, что она может никогда не проснуться. В Киберграде человек не готов к потерям. Мы приходим в виртуальность, чтобы осуществить мечту — если говорить прямо, то за чудом. И смерть близких точно не включена в это понятие.

— Кто вы такой? — раздаётся у меня за спиной женский голос. — Как вы сюда попали?

— Зашёл, — отвечаю я, не оборачиваясь.

— Вы родственник? Отец?

— Да.

— Вам следовало предупредить меня о своём приходе. Я медсестра и обслуживаю этот этаж.

— Я вас не видел.

— Меня обычно можно найти в тридцать первой комнате. В следующий раз сначала зайдите туда.

— Она очнётся? — спрашиваю я, показывая на Еву. — Когда-нибудь.

— Скорее всего. Случаи длительной комы в виртуальности — довольно редкие явления. Я не врач, но так подсказывает мне опыт. Как это случилось?

— Что именно?

— Откуда у неё такая травма? Можно подумать, будто её ударили чем-то тяжёлым.

— Нет, — я отрицательно качаю головой. — Она упала с лестницы. У нас дома очень высокий второй этаж.

— Понятно. Ну, что ж, тогда я вас оставлю. Принести стул?

— Нет, спасибо. Я ненадолго.

— Всего доброго, — через пару секунд стеклянная дверь захлопывается.

Глядя на Еву, беспомощную и балансирующую на грани жизни и смерти, я почему-то вспоминаю Зою. Тогда в ресторане она была зла на меня — возможно, даже ненавидела — и всё же было в ней что-то жалкое. Этот вызов киборга человеку, который отказывается признать его право на полноценность — он тронул меня. Кажется, Зоя сумела нанести мне рану — но, наверное, не ту, которую хотела.

Ещё немного побыв в больнице, я отправляюсь в офис.