Алая Топь

Вся ее жизнь, проведенная в Алой Топи, была такой из-за одной женщины. Той, что не считалась с жертвами, лишь бы сохранить собственную поганую шкуру. Милорада думала обо всех способах заставить ее страдать. Высечь чертополохом, связать и жечь железом? Сколько всего можно попробовать, зная, что проклятая ведьма все равно не умрет.

Милорада зашла в свою светлицу и вытряхнула на постель содержимое одного из зачарованных ларцов. Перехватив ларчик поудобнее, она направилась в покои княгини.

Войдя без стука, девушка замерла. На лавке жались друг к другу Доля и Недоля с обожженными лицами и красными от слез глазами.

– А вот и ты, – улыбнулась Дана. Она сидела за рукоделием, а на коленях у нее лежала рыжая кошка.

– Ты! – процедила Милорада.

Дана улыбнулась и махнула рукой. Дверь за девушкой захлопнулась. Княгиня аккуратно переложила кошку на лавку и поднялась. В ее пальцах блеснуло что-то похожее на тонкую медную нитку.

– Тебе стоило бы все обдумать как следует, невестушка, – улыбнулась Дана и взмахнула рукой.

Глава 14

Отцов хутор лежал в полудне пути. По размытым дорогам получалось и того дольше, но волчьим лапам грязь была не помеха. Влас даже порадовался, что в зверином обличье может с легкостью преодолевать большие расстояния, но тут же одернул себя. Нечему радоваться, когда всякий может нечистью кликнуть. Вряд ли отец обрадуется, узнав последние новости о сыне. Влас тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, но вопросы возвращались сами собой, точно сорняки. Как отец поведет себя, когда узнает? На памяти Власа он никогда не ругался и не кричал, всякие вести встречал спокойно, садился на завалинку и говорил: «Давай-ка подумаем, что можно с этим сделать». И не важно, в чем была неурядица: в сломавшемся колесе телеги или съеденном козами урожае, – Микула всегда находил решение. Может, и сейчас найдет?

Когда из-за деревьев показалась знакомая крыша с коньком, Влас перекинулся обратно в человеческое обличье, пригладил волосы и продолжил путь пешком. Чем ближе становился дом, тем сильнее наливались свинцом ноги. Влас нервно сжимал челюсти, прикидывая, с чего бы начать. Вскоре до него донесся знакомый голос:

– А я тебе говорю, нельзя кусаться. Сначала ты ее куснешь, потом она тебя, а дальше что? Кусать друг друга будете, пока живого места не оставите?

Возле плетня стоял Микула, прямой и осанистый: возраст не отнял у отца ни вершка роста или ширины в плечах. Даже не верилось, что этому человеку уже давно перевалило за пятьдесят. Он держал под уздцы двух тощих жеребят, оба стояли потупив глаза и, шевеля ушами, внимали нравоучениям. Влас невольно усмехнулся. Приятно было видеть, что жуткие месяцы потопа никак не изменили положение дел дома.

– Опять молодежь воспитываешь? – подал голос юноша, выходя к отцу.

Микула поднял взгляд и просиял, заметив сына. Он выпустил недоуздки из рук.

– Ладно уж, бегите, но больше чтоб я такого не видал.

Жеребята с радостным ржанием унеслись в сторону ближайшей лужи. Микула же двинулся к Власу и крепко обнял сына.

– Рад видеть тебя, – Влас похлопал отца по плечу.

– А куда ж я денусь? – хохотнул Микула. – Как твоя служба при княжьем дворе?

Влас не успел ответить, а отец уже заметил, как опустились его плечи, а грудь сдавил тяжелый вздох.

– Давай-ка дома все расскажешь. С дороги устал, наверное, – он окинул сына пристальным взглядом. – А где твои вещи и лошадь?

– Я налегке, – буркнул Влас и отправился в дом.

В избе скарба было немного – не больше, чем необходимо. Стол, лавка, полка с горшками, кадка, в которой каждую неделю Глаша, помогавшая по хозяйству, месила тесто. Микула указал сыну на бочку с дождевой водой возле крыльца.

– На-ка, умойся. А утром я баньку натоплю. Тебя же надолго отпустил княжич?

– Да, – пожал плечами Влас. – Ему сейчас своих дел хватает.

Ох, дурная все-таки затея, думал Влас. Отец никогда от него тайн не держал. Может, он и сам не знал про волчью суть сына? Ведь знал бы – наверняка сказал. Сказал бы ведь?

Влас усердно тер ладонями лицо, смывая дорожную грязь. Найдя сухую тряпицу, он принялся растирать руки, лоб, поросшие бородой щеки и шею.

– Хватит время тянуть, дуй в дом, – донесся до него насмешливый голос отца.

Влас тяжело вздохнул и поплелся в избу. На столе его уже ждал горшочек каши и ломоть хлеба.

– Глаша все приходит? – спросил Влас. Микула усмехнулся в усы.

– Какой там. Она ж на сносях, дальше печи сейчас не уйдет, – хмыкнул он. – Это я сам напек. Знаю, что не мужское дело, да вроде недурно получилось.

– Хозяйку тебе надо, – со знанием дела сказал Влас.

– Вот приведешь жену, будет в доме хозяйка. А мне-то куда? Старый уже, нечем жену радовать.

– Не говори так.

– Поживешь с мое – и не так заговоришь, – улыбался Микула. – Ну, ты же не о хозяйстве толковать пришел. Что стряслось?