Алая Топь

Милорада осторожно подошла к жениху сзади, обняла его за талию и положила щеку промеж лопаток. Нервное возбуждение, разлившееся по крови юноши, словно угодило в силок этих объятий и затаилось. Притихло. Свят опустил ладонь поверх сцепленных в замок рук Милорады и мягко провел кончиками пальцев по бледной коже. А на душе стало горько. Гадко. Последняя надежда, которая еще пылилась в этих стенах вместе с хламом, обернулась прахом. Свят до этой самой секунды надеялся, что отец, даже будучи на пороге смерти, оставил ему что-нибудь, какую-нибудь подсказку. Но нет, князь Всеслав был просто мужчиной, ослепленным любовью к красивой молодой жене. Он воспитал своего преемника, обеспечил сына знаниями и отошел в мир иной с чувством выполненного долга. Вот только легче Святу от этого не становилось, сколько бы он ни повторял эту мысль. Ноги подкосились под грузом ответственности и одиночества. Святослав осел на пол, чуть не повалив Милораду.

– Ну, ну, – заворковала девушка, оглаживая его плечи. – Что же ты, княжич? Что расселся? Править пора.

– Оставь меня в покое! – рыкнул юноша.

Милорада отшатнулась, будто в нее плеснули кипятком. Губы скривились в полной презрения гримасе. Девушка круто развернулась на каблуках и, чеканя шаг, вышла из комнаты.

* * *

– Ежели ты хочешь что-то копать, так давай я тебе тяпку выдам? – сложил руки на груди Микула, исподлобья наблюдая за сыном.

Влас почти не спал ночью, а если и проваливался в сон, то сновидения были тяжелыми, беспокойными. Юноше снились то охота, то мертвецы, тянувшие к нему скрюченные предсмертной судорогой руки. Мертвецов Влас за свою жизнь повидать успел, но эти… одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они умерли страшной смертью, мучительной, не своей. Вглядишься – и увидишь, как это произошло, и Влас старался не всматриваться, жмурился, отгонял видения, а они все тянулись к нему, преследовали. Поэтому утром он проснулся еще более разбитый и уставший, чем накануне. Встряхнулся, как шелудивый пес, и тут-то его посетила мысль: а что, если матушка знала, что он пойдет по ее волчьим следам? Хоть она и исчезла, когда он был совсем мал, но Влас помнил, что у Горданы всегда все имелось про запас. От мешочка крупы, спрятанного в горшках, до куска мыла для бани. Мать всегда предугадывала, что может понадобиться их небольшому семейству, и в минуты лишений у нее находилось все самое нужное. А еще Влас знал, что отец слишком любил ее, чтоб избавиться от ее вещей. Поэтому юноша вскочил с лавки, где ночевал, нашел материн сундук и принялся перерывать его в надежде найти хоть что-нибудь. Любую подсказку, которая намекнет ему, как жить дальше с волчьей долей.

За этим занятием его и застал отец.

– Неужто она ничего для меня не оставила? – беспомощно спросил юноша.

Микула тяжело вздохнул, словно ждал вопроса, изо всех сил надеясь, что сын его не задаст. Почесал окладистую бороду.

Влас нервно дернул ртом.

– Так оставила?

– Нет, – тут же осадил его отец. – Обещала, что сама научит, когда время придет.

– И что теперь?! – вспылил Влас. – Мне-то теперь что делать?!

– Снимать штаны и бегать, – емко ответил Микула. Лицо его ожесточилось. – Радуйся, что в этом доме тебя примут любым! А не нравится…

Он не успел закончить. Влас порывисто поднялся от сундука и направился к дверям.

– Куда ты?

– Искать того, кто знает, – едко бросил юноша и, переступив порог, обернулся волком и побежал.

* * *

Если в отцовы покои Свят заходил с благоговением, боясь потревожить еще теплившийся там дух князя, то на женскую половину, где властвовала Дана, он ступал с опаской. Отцова призрака княжич, может, и рад был бы увидеть, а тут побаивался. На каждом шагу он напоминал себе, что Дана жива, просто запечатана в заколдованном ларце, но от этого спокойнее не становилось. Интересно, когда-нибудь опаска перед ней отпустит его?

Мысли о княгине сразу развеялись, стоило ему увидать сестер, спавших вповалку прямо на полу, на расстеленном одеяле. Грудь стиснуло чувством вины. Как он мог не замечать, не знать их страданий? Хоть и понимал, что дело в мо́роке, но все же? Если не смог защитить двух духов, порожденных самими богами, то как помочь слабым людям?

Он опустился к Доле и Недоле и принялся трясти их, пока те не открыли глаза, бездонные, как само время. Очнувшись ото сна, обе встрепенулись и прижались теснее друг к другу. Свят отстранился и положил перед ними веретенца.

– Забирайте, – разрешил он. – И возвращайтесь восвояси.

– Они… – Доля всхлипнула и, схватив золотое веретено, прижала к груди трясущимися руками.

– Спасибо, – выдавила Недоля и улыбнулась растрескавшимися губами.

Сестры крепко стиснули веретена в ладонях и прижали к себе, как развопившихся детей. Они принялись покачиваться из стороны в сторону, проливая скупые слезы.

– Может, вам воды? – спросил Святослав. Недоля подняла на него глаза.

– Не нужно, – она улыбнулась чуть шире, но улыбка вышла недоброй, злорадной. – Ежели хочешь от себя беду отвести, сыграй свадебку в ближайшие дни.

– Но не вмешивайся, когда что-то пойдет не так, – добавила Доля.