— Ты понимаешь, что они почувствуют запах, когда ты вернешься внутрь. Твои глаза будут чертовски красными.
Она молча ныряет обратно в свою сумку, вытаскивая флакон духов, крошечный флакон глазных капель и пару огромных черных солнцезащитных очков. Затем кладет предметы по одному на траву, при этом корча мне гримасу.
— Тогда ладно. Похоже, ты все предусмотрела, не так ли?
Она закатывает на меня глаза.
— Осмелюсь предположить, больше, чем ты.
Это идеальный момент для меня, чтобы дать волю чувствам. Она оскорбила мое творчество. И чертовски раздражает меня уже так чертовски долго, что у меня за поясом полно патронов, а в патроннике — пара по-настоящему резких замечаний, которые заперты, взведены и готовы к выстрелу. Но потом Пресли поднимает на меня взгляд, и мягкое послеполуденное солнце ласкает ее лицо, и все, что я могу сделать, это стиснуть зубы, опускаясь на траву рядом с ней.
— Тебе бы повезло больше, если бы ты просто написал что-нибудь резкое и ненавистное в ответ, понимаешь? Вместо того чтобы прийти и обсудить это со мной лицом к лицу. — Поднеся зажигалку к чаше, Пресли затягивается, втягивая в легкие струйку дыма. Ее глаза слезятся, когда девушка задерживает его в легких, как гребаный чемпион. Она даже не кашляет, когда выпускает дым, чем я тихо восхищаюсь. Очень тихо. Мое восхищение проявляется в быстром щипании ее голени через джинсы.
Девушка пинает меня в ответ.
Это, вероятно, оставит синяк. Но она не причиняет мне вреда. Пресли никогда не смогла бы причинить мне боль.
— О чем ты говоришь? Какого хрена мне вообще писать тебе что-то резкое и ненавистное?
— Потому что ты задет за живое из-за моего комментария, и я сказала, что ты мог бы постараться лучше. Ты пришел за мной, чтобы отчитать. Я вижу это по твоему лицу. Ты должен был просто написать мне ответ и избавить себя от лишних хлопот. — Как бездонные бассейны для утопления, ее зрачки снова съели ее радужки. Жгучий шалфей и карамель в ее глазах исчезли, сменившись темной пустотой.
— Мне насрать, что ты думаешь о моем творчестве. Я знаю, что работа хороша. — Я беру у нее трубку, ненавидя тот факт, что это она поощряет меня грешить, а не наоборот.
— Если ты так говоришь. — Девушка небрежно водит плечом и наклоняет голову, чтобы посмотреть на что-то, чего нет на горизонте — сдержанный, дерьмовый маневр, единственная цель которого сказать, что она не верит в то, что просто вырвалось у меня изо рта, но не собирается спорить с мной по этому поводу.
К черту ее убийство; в этот момент я готов покончить с собой. Все, что угодно, лишь бы положить конец этому странному циклу, в который я попал. Я продолжаю ждать, когда вернусь к реальности и наброшусь на этого человека. Если бы я был в здравом уме, в своем обычном, постоянном, не терпящем неуважения к себе состоянии, я бы давным-давно выбросил эту чушь из головы и сделал или сказал что-нибудь достаточно ужасное, чтобы Пресли Мария Уиттон-Чейз держалась от меня подальше всю оставшуюся жизнь.
А потом и еще один день вдобавок ко всему.
Но она что-то сделала со мной. Чейз исказила мой разум и скрутила мои внутренности, и теперь моя душа превратилась в какой-то вздорный, бессмысленный узел чужеродных эмоций, и я понятия не имею, какого хрена вообще делаю. Когда это вообще произошло? Я привык понимать смысл происходящего. Теперь же понятия не имею, как разобраться в своем собственном существовании. Я чужак в своей собственной шкуре, и это полный отстой.
Справа от нас, за крошечным старым кладбищем, три гуся начинают ссориться на озере, сигналя и поднимая шум. Чейз наблюдает за ними, а я наблюдаю за ней, борясь с желанием схватить ее. Если бы я знал себя лучше прямо сейчас и мог доверять себе, то дал бы себе волю. И обычно сделал бы что-нибудь достойное сожалений. Прижал ее к земле и показал, насколько девушка бессильна во всей этой ситуации. Но, честно говоря, сама идея сделать это кажется смехотворной. Подавление и унижение ее достоинства обернется худшими последствиями. В глубине души я знаю, что ей бы это понравилось, и в любом случае, есть все шансы, что я поцелую ее вместо этого. Зароюсь лицом в ее волосы, чтобы вдохнуть ее запах, прижимая ее к своей груди, пытаясь каким-то образом впитать ее в себя.
Это то, что чувствуют другие люди? Это, блядь, вообще нормально? Я не понимаю, как это может быть.
— Я приготовила тебе кое-что, — говорит она.
Я с силой сжимаю трубку, тяну изо всех сил, держа пламя зажигалки, которую девушка передала мне, над травой, пока могу это вынести, прежде чем ожог становится слишком сильным, и мое горло начинает гореть.