Акт бунта

— Ты и не сломал. Они просто в синяках.

Хм. Никакая грудная клетка не должна прогибаться так, как ее под моими руками. Я был уверен, что сломал их. Не то чтобы это имело значение.

— Хорошо, ладно. Удачи тебе… во всем. Мне нужно идти. Пока.

— Подожди. — Пресли окликает меня прежде, чем я успеваю направиться к выходу.

О господи. Вот оно. Объяснение. Причина, стоящая за всем этим беспорядком. Уставший до мозга костей, я смотрю на нее со стоическим раздражением.

— Что?

Ее глаза ярко сияют. На первый взгляд эти глаза кажутся ничем не примечательными. Вблизи они далеки от этого — глубокий и насыщенный янтарь, похожий на теплый мед, с коричневыми крапинками, переходящими в бледно-золотую звездочку вокруг зрачка. Они на самом деле потрясающие. Пресли моргает, глядя на меня, и я, к своему ужасу, понимаю, что пялился на нее.

— Не… пожалуйста, ничего не говори, — шепчет она.

— Кому? О чем?

Она взрывается смехом.

— Своим друзьям. Об этом. О том, что я здесь. То, как ты нашел меня. Если расскажешь им, они расскажут Элоди и Карине, а я не… Я не хочу, чтобы они…

Логично. Нормальный человек, возможно, не хотел бы, чтобы его друзья узнали, что они вели себя так глупо. Думаю, я это понимаю. И любой другой нормальный человек, который пережил то, что пережил я прошлой ночью, мог бы почувствовать желание рассказать своим друзьям о той сумасшедшей ночи, которую провел, буквально спасая жизнь одному из своих одноклассников. Но я, блядь, не особо болтлив. Сплетни — это последнее, что меня волнует.

— Не волнуйся. У меня есть дела поважнее, чем тратить свое время на пересказ такого рода дерьма.

Выражение ее лица меняется. Она выглядит успокоенной, но в то же время… раздраженной? Христос. Я не знаю, как она выглядит или о чем думает. Понятия не имею, что происходит в головах девушек.

Пресли сглатывает, медленно кивая, и могу только предположить, что сделал ее счастливой.

— Спасибо, — шепчет она.

— Мы закончили?

Она кивает.

— Отлично. Увидимся в школе. Надеюсь, тебе скоро станет лучше, или… без разницы.

— Подожди. Пакс?

Я выберусь из этой больницы сегодня. Даже если это, черт возьми, убьет меня.

— Да, Пресли?

— Я слышала о твоей маме. Она здесь пациентка, верно? Медсестра сказала, что именно поэтому ты был снаружи. Ей нужна пересадка костного мозга, а ты, вероятно, подходишь? Ты собираешься спасти и ее тоже?

О, ради всего святого.

— Мередит не хочет, чтобы я ее спасал, — выдавливаю я. — Если бы хотела, то попросила бы меня сдать анализы несколько месяцев назад, когда ей стало по-настоящему плохо. Она даже сейчас не спросила. Так что нет. Я, блядь, не собираюсь этого делать.

Пресли ничего не говорит. Девушка откидывается на подушки, глядя на свои руки, и я чувствую, как от нее исходит осуждение. Впрочем, кого волнует, что думает Пресли Чейз. Черт возьми, я чертовски уверен, что никого. Так почему же тогда все еще стою здесь, как неудачник? Мне следует просто повернуться и выйти из этой комнаты прямо сейчас. Только, по какой-то причине… Я не могу.

Пресли берет мороженое, ковыряя пластиковой ложкой тающую желтую массу в чашке.

— Так… значит, она должна попросить твой костный мозг?

— Знаешь, мне гораздо больше нравилось, когда ты не могла произнести убедительное предложение перед другими людьми, — огрызаюсь я. — Тогда ты была гораздо менее раздражающей. — Последние три года девушка безумно краснела и убегала каждый раз, когда я хотя бы искоса смотрел на нее. И предположил бы, что она будет еще более застенчивой рядом со мной, учитывая обстоятельства, но сейчас, похоже, ее не слишком беспокоит мое присутствие. Я злюсь, потому что ее заявление ранит так, как может ранить только правда. Если бы она была неправа, я бы отмахнулся от нее, не вспотев, но чувствую, как мне становится жарко под воротником. — Я бы не дал ей его, даже если бы она умоляла об этом, — выдавливаю я.

— Значит, ты ее ненавидишь. Хочешь, чтобы она умерла. — К этому заявлению не прилагается никакого суждения. Пресли просто смотрит на меня с любопытством — девушка-призрак с забинтованными запястьями, вертящая ложкой в своем мороженом. Это чудо, что она вообще может пользоваться руками, учитывая, насколько глубокими были порезы, когда я нашел ее. Должно быть, та чудом не задела сухожилия.

— Если соглашусь с тобой, ты оставишь меня в покое? — рычу я.

Пресли смотрит на меня, но не может долго удерживать мой взгляд. Вместо этого переводит взгляд в окно.

— Спасти ее было бы лучшей местью, чем позволить ей умереть.

— О чем ты говоришь?

— Если пожертвуешь свой костный мозг и спасешь жизнь своей матери, она будет обязана тебе всем. Будет вечно у тебя в долгу. Независимо от того, что та говорит или делает, или насколько ужасна, ты будешь знать, что ты — причина, по которой твоя мать все еще может ходить по земле. В этом есть что-то поэтическое.