Айдарский острог

Наверное, это было негуманно, но Кирилл чувствовал себя уже по ту сторону добра и зла: поджечь крепость! Среди насилий и утеснений, которые Петруцкий учинил жителям острога, был запрет топить летом очаги в домах, а также приказ держать всюду ёмкости с водой. Эти самые кадушки и корыта позволили многим поправить свои финансовые дела: тем, кто их делал и продавал, а также тем, кто сообщал об их отсутствии у кого-то, поскольку штраф (немалый!) делился поровну между властью и доносчиком. В таких условиях весь острог, конечно, не спалить, но можно устроить переполох и «под шумок» пройти мимо стен.

Таучинские байдары заехали в укромную заводь и сошлись борт о борт. Началось подробное обсуждение деталей: кто будет поджигать, где и чем, а также в какой момент начинать движение, где потом взять на борт поджигателей и так далее. При отсутствии напалма и спичек, радиосвязи и даже сигнальных ракет эти вопросы оказались совсем не простыми. Обсуждение уже подходило к концу, когда всем стало ясно, что сейчас пойдёт дождь — скорее всего, сильный. Таучины сразу поняли, что какой-то незримой, но могущественной сущности план не понравился.

— Это недоволен Ньхутьяга, — ухмыльнулся Чаяк. — Не надо много думать, не надо много говорить. Надо стрелять в менгитов — в этом цель и смысл.

— Ну, что ж, — вздохнул Кирилл. — Насчёт цели не знаю, а смысл, может, и есть. Зарядим все имеющиеся стволы и, как только начнётся дождь, пойдём на прорыв. Двинем вдоль левого берега — под самыми стенами. Там они нас из пушек, наверное, не достанут. Правда, достанут из ружей, но есть надежда, что под дождём они не успеют быстро зарядиться... Мы тоже будем стрелять — те, кто свободен от вёсел. Убить, может, никого и не убьём, но хоть попугаем!

Ждать на исходной позиции пришлось долго — дождь всё никак не мог собраться с силами. Он начался уже ближе к вечеру, и какой! Для полного комплекта не хватало только грома и молний, но они в этих широтах редки. Зато всё остальное оказалось в избытке — и внезапные сумерки, и вода стеной, и шквальный ветер. Все инструкции о том, что двигаться надо клином, что нужно держать дистанцию и менять курс, пошли к чёрту — каждая байдара оказалась предоставленной самой себе.

Может быть, с высоты птичьего полёта да при хорошем свете эта сцена выглядела бы эффектно. Может быть, её смог бы красиво отснять какой-нибудь оператор — комбинируя крупный план и дальний. А вот сами участники мало что видели: гребцы изо всех сил работали вёслами, стараясь не выбиться из ритма соседей, рулевые на грани возможного искали и находили компромисс между скоростью лодки, волной, ветром и берегом, в который ни в коем случае нельзя врезаться.

Со стены раздались крики — еле слышные за шумом воды и ветра, потом выстрелы. Впереди слева Чаяк прокричал боевой клич таучинов и замолк — орать на таком ветру было трудно. Кирилл сидел на носу второй байдары и занимался в основном тем, что пытался уберечь от воды замок фузеи, которая лежала у него на коленях. Ни о какой прицельной стрельбе в таких условиях не могло быть и речи — вопрос стоял о стрельбе вообще!

Кирилл всё-таки посмотрел на стену и с удовлетворением отметил, что навес над одной из пушек сорвало ветром. Второй взлетел в воздух буквально у него на глазах. «Жизнь движется по кругу, — мысленно улыбнулся учёный. — Когда штурмовали Коймский острог, шёл снег в разгар лета. Никак природа не даст людям спокойно пострелять друг в друга! Что ей, жалко, что ли?»

Тем не менее со стен стреляли — то здесь, то там. А потом бахнула и пушка. Кирилл решил не остаться в долгу: взвёл курок, открыл полку и сразу же потянул на себя спусковой крюк — бах!

Бах! Бах! — послышалось со стороны воды.

Рядом с Кириллом — под прокопчённой шкурой — лежали пять заряженных ружей. У всех замки старинной конструкции — крышку полки надо открывать пальцем. В данных условиях главное сразу же после этого высечь искру, пока на открытый порох не попала вода. Целиться, конечно, было некогда, даже если бы лодка и не качалась во все стороны, даже если бы была видна цель. Задачу для себя учёный поставил самую простую — разрядить выстрелами как можно больше ружей, иначе потом выковырять размокшие заряды будет очень трудно. Он совершил почти подвиг — пальнул трижды, прежде чем острожный частокол отодвинулся от берега, а потом и вовсе остался позади. Там — сзади — ещё раз бабахнула пушка, и всё стихло — в том смысле, что остался лишь свист ветра да плеск воды сверху и снизу.