– Так ведь тем более нужно пить, – с достоинством ответил Посейдон. В карих глазах Черногривого читалось твердое желание: опрокинуть сначала с десяток чаш нектара, потом вдвое больше – вина, а потом пойти на берег и долго орать песни в компании морских нереид, вызывая ревность у тихой и обиженной Амфитриты…
Когда у Жеребца бывало такое выражение лица – остановить его не смогли бы и все армии Крона.
Правда, напиться ему все равно не дали. Ата явилась в сопровождении брата – сухонького, желчного Мома-насмешника, прозванного Правдивым Ложью за великое почитание искусства давать мудрые советы, которые потом приводят к страшным последствиям. Не раз и не два этот божок пытался напроситься в союзники, а вот теперь явился вестником и речь расплескал диким медом, с самого приветствия:
– Радуйтесь, о могучие сыны Звездоглазой Реи и Крона Повелителя Времени! К твоим стопам припадаю, о великий Зевс, многократно опетый аэдами. Кланяюсь тебе, Посейдон, Земли Колебатель, чья слава вздымается выше гор! И тебе мой поклон, о Аид Беспощадный, ужас несущий врагам!
– Радуйся и ты, сын Ночи, – в голосе Зевса прозвучала неприкрытая ирония. – Что тебе нужно?
Желтоватое, со странно вывернутыми губами лицо Мома лучилось поддельным восторгом. В отличие от своей сестрицы Аты, он даже не пытался играть, находя особенную прелесть в том, чтобы выглядеть фальшиво.
– Моя мать, жена Эреба, Нюкта, приглашает посетить ее в ее дворце.
Всколыхнулось безмятежное небо внезапной чернотой – видно, пепел Офиотавра не желал опускаться вниз к матери-Гее. Желал полетать среди стад Нефелы, посмаковать свободу…
А казалось – на синь набросили темное покрывало.
«Скажи мне, малыш… когда я позову – ты откликнешься?»
– Когда она приглашает нас?
– Нынче днем, – Мом обнажил остренькие зубки. – В иное время вы можете ее не застать.
И тут же сменил тон – засюсюкал униженно:
– Но она понимает, да, она понимает, что великие сыновья Крона очень заняты. Война со Временем – это ведь так непросто! Великие сыновья Крона могут и не выкроить минутку – навестить старую богиню в ее уединении все втроем. Что ж, тогда – это мне мама сама передала! – тогда пусть у нее погостит хотя бы один. Тот, который хорошо знаком с ее сыновьями, –почтительный, но злобный смешок. – Тот, кого она когда-то познакомила со своей дочкой…
Ата кокетливо хихикнула, теребя выбившийся из высокой прически локон.
«…если я позову…»
– Передай почтенной Нюкте, что звать так громко было необязательно, – тяжело выговорил я. – Я иду.
Брат и сестра – Обман и Злословие – смотрели с неприличным предвкушением. Мом пощелкивал узловатыми пальцами, словно уже кого-то тащил за плечи под землю.
Как торговец едой, у которого досужий покупатель понадкусывал все лепешки с медом, а потом попытался удрать: «Куды?! А платить?»
Куда это ты собрался на войну, Кронид? А расплатиться за ценный совет, который дал вам полтора века передышки?
Пальцы Ананки больно сжали плечо – опасность!
Нет, это пальцы Зевса. Младший сверлит глазами Мома из-под насупленных бровей, а в голосе у него столько меда, что посланцу Нюкты захлебнуться впору. От зависти.
– Мой брат хотел сказать –
– Да мы уж сколько веков хотели наведаться, – с голоса Посейдона можно было масло сцеживать.
Прошло целых десять тяжелых ударов сердца («Будет! Будет!!»), прежде чем Мом Правдивый Ложью смог опять расплыться в улыбке.
* * *
– Во местечко. И какой ненормальный тут будет жи… да хватит уже пихаться!
Жеребец засопел и поотстал от Зевса: мало ли, вдруг опять локтем в бок прилетит. А Мом-насмешник, сын Ночи, всем затылком выразил, что нет-нет-нет, он ничего не слышал. И вообще, ему не до того: тут торжественная встреча, гостей дорогих провести надо…
Знать бы еще, почему этот гаденыш выбрал путь через Стигийские болота!
Зыбкие тропинки: того и гляди, в трясину нырнут, так и ходят под ногами.
Змеи из-под ног – на каждом шагу. Серые, изумрудные, черные.
Болотные огни – и то непонятно. Может, огни, а может, глаза.
Туман, испарения…
Еще и жильцы сползлись со всех концов: посмотреть на Кронидов. Выстроились вдоль пути и скалят клыки, шуршат хвостами, машут когтями… радуются, заразы.
Не каждый век можно повидать в подземном царстве: Восторг и Ярость!
Восторг – в белом хитоне, синем гиматии, грудь колесом, в волосах – солнце, которого здешние подземелья века не видели. Губы – пурпуром, глаза – звездами: идет, не касаясь болотистой дряни, не пачкая сандалий, вскинув голову. И молчит. Или безошибочно называет местность: вон там еще изгиб Стикса, а вон в той стороне Ахерон, там вон была бы Лета, если бы свернуть, а там вот Коцит… да еще изредка приложит локтем брата – Ярость.