Ая

Нет, конечно. Не всё было так «гладко». Было больно. Она мучилась и переживала. В голове крутилась куча вопросов, сердце сжималось от ответов. И среди этой вопросительной кутерьмы и эмоционального хаоса она нашла единственное, как ей казалось, правильное решение – загнать как можно дальше и глубже свою боль. На потом. Чтобы когда-нибудь в далёком или не далёком будущем, разобраться с ней. Достаточно мудрое решение в её возрасте. Потеря, утрата – самые распространённые причины, из-за которых мы начинаем испытывать душевную боль. Потерялся любимый карандаш, сломался любимый телефон, украли любимый свитер, угнали любимую машину, уволили с работы, отвернулись знакомые, бросил близкий человек. Возникает сожаление. Мы разочаровываемся, переживаем. Появляется боль. Потерянный карандаш не вызывает бурю чувств, а вот угнанная машина заставляет нервничать и переживать. Конечно, исчезновение карандаша или автомобиля несравнимо с потерей близкого человека. Но механизм, всё-таки, схожий: чем дороже вещь, чем дороже и ближе человек, тем сложнее расставание. Тем глубже сожаление, тем сильнее боль утраты. После расставания с парнем, с которым была знакома пару недель, уже через пару дней острота чувств исчезает и вскоре совсем проходит. А если прожили год-два – и это было чудесное время! – двумя днями уже не обойтись. Глубина переживаний зависит от «ценности» утраченного. Самый простой вывод, приходящий в голову: уменьшить боль, снижая ценность утраченного. Постараться перестать думать, вспоминать, выкручивать душу жалостью к самой себе, удалить, отдалить от себя предмет переживаний как можно дальше, если не в пространстве, то хотя бы во времени. Не каждый взрослый способен на такое.

Идеальным решением, казалось ей, – забрать документы из школы, идти учиться в училище или техникум. Да, и то, чтобы хоть как-то успокоить маму. Потому что учиться ей как раз и не хотелось совсем. Появились другие интересы. Танцы, мальчики, парни. Целоваться и обниматься ей нравилось всё больше. Хотелось уже раздвинуть кругозор в этой области. Особенно после пары бокалов вина, когда тело напористо и настойчиво просило мужских, не мальчишеских, рук и губ. Мозг тут же вздрагивал: «Шалава!» – но этот отрезвляющий окрик каждый раз как-то оказывался менее ощутимым.

В середине лета в школу к нему, как классному руководителю, пришла мама Маши.

Она сразу поставила его в тупик: «Что между вами произошло?»

Он даже от себя скрывал свою личную жизнь. А уж разговор с кем-то посторонним – это было практически невозможно. Поэтому он сейчас перед ней мучился. Дело было серьёзным.

– Я не знаю… Может быть, она не всё мне рассказала… Но я подозреваю, что она любит Вас… Не просто, как ученица учителя… Её полунамёки, странные вопросы. То, что Вы очень нравитесь ей, я знаю…

После Нового года что-то произошло. Я боюсь её потерять… Машенька курит, пьёт, гуляет с взрослыми ребятами, задерживается допоздна… Меня она не слушает уже. Не разговаривает со мной. По ночам плачет. Я не знаю, что делать! Что произошло? Хоть бы понять, что с моей девочкой!

– Я не знаю точно, что произошло… честно. Лишь догадки…

И тут его прорвало.

– Марию я приметил сразу, с первого урока. Я ещё не был тогда руководителем. Яркая красивая девушка. Увлекающаяся, умная, хотя и проблемы с естественными, точными науками. Но это свойство сознания. Тут сложно что-то делать, но не делать тоже нельзя. Конечно, я ощущал её интерес ко мне. Этот взгляд я чувствовал даже спиной. И она мне тоже очень приглянулась. Знаете, это как: «вот оно – это моё родное». Но… поймите меня, проблема учитель-ученица – очень сложная и тонкая. И не имеет однозначного решения, особенно в таком возрасте. Из всего, что я знаю и чувствую, эта проблема имеет вероятность нормального решения только в будущем, когда ученица перестаёт быть ученицей. Может быть, что-то и было бы по-другому. Однако моя личная жизнь тоже раскачивалась на повороте, да так, что перила вырывались из рук.

Прошлым летом мы расстались с девушкой. Встречались до этого долго. Ещё с института. Жили потом вместе. Но что-то поломалось, и разошлись. Странная она, конечно. Всю осень морочила мне мозги. То «останемся друзьями», то «я соскучилась», то «ненавижу тебя», то неудержимая страсть. Однажды на лавочке у подъезда мы полночи выясняли отношения. Было прохладно, и я простыл. Утром плохо себя чувствовал, голова была пухлая и тяжёлая. После уроков в кабинет зашла Маша. Она была очень возбуждена. И призналась мне в любви. Но нам не дали поговорить. Меня вызвал завуч. Я попросил Машу подождать. Но она ушла.