Она расслабленно облокотилась на парту, лицо было мокрое от пота, тело дрожало от холода. Не было сил двигаться. Но и ждать Его сил было ещё меньше.
Потом было очень-очень стыдно. Первый, после случившегося, урок физики, она прогуляла. Последующие дни избегала его, завидев в коридоре или услышав голос, пряталась.
А дальше случилось страшное.
Неожиданно закончилась четверть.
По физике, кроме двоек у неё была, неизвестно откуда затесавшаяся, тройка. Дело не спасало и то, что была она такая не единственная, – физик был учитель строгий и требовательный, молодой и горячий, болел за дело, не давал поблажек ни себе, ни ученикам – двойки и единицы ставил часто и много. Состоялся неприятный разговор с завучем: «Ты девочка у нас новенькая, постарайся не испортить нам… пора уже вливаться… я на тебя рассчитываю». Состоялся неприятный разговор с мамой, когда чуть не проговорилась о своих истинных чувствах «Он мне просто нравится! Мне теперь умереть что ли?». Тогда она впервые услышала слово «амбивалентность». Загадочное, биолого-химическое слово. Ей нарисовалась лягушка с валентными линиями и молекулами вместо глаз. А ещё она узнала, что Георгий Алексеевич назначен их классным руководителем. Пришла беда – отворяй ворота.
Было трудно. Очень трудно. Исправлять ситуацию с оценками надо. Оказалось, что и другие предметы надо «подтянуть». Школа была серьёзного уровня подготовки, с высокими требованиями. Дома вечером сидеть за уроками стало невыносимо. Хотелось всё бросить и бежать на улицу. Душа просила простора, свежего воздуха, широкого пространства. Хотелось увидеть Его глаза, услышать голос, почувствовать тонкий аромат незнакомого одеколона, ощутить близость и теплоту. Теперь они дополнительно два раза в неделю встречались. Для неё это была сладкая пытка, мучительный восторг. Как классный руководитель, Георгий Алексеевич «взял» над ней шефство. Он проверял её успехи, давал советы. Пытался донести свой предмет, готовил задания, учебные пособия, книги. Обычно они сидели в кабинете физики после её последнего урока. Было счастьем, если Его не отрывали дела. Тогда у неё было тридцать-сорок минут, самых замечательных минут! Чаще всего Он отправлял её к доске, а сам сидел на первой парте и слушал. Очень редко вставал рядом у доски или подсаживался за парту рядом. Что-то говорил, рисовал графики, схемы, формулы. Она же просто плыла в своих ощущениях. Наслаждалась голосом, любовалась красивыми пальцами, ловила всегда ускользающий взгляд. Внешне ничего не изменилось после того События. Её так же поднимали «Смирнова, повтори, что я только, что сказал». Он так же не обращал на неё никакого внимания. Не изменилось ничего. Лишь изредка казалось – смотрит. Поднимала взгляд… почудилось… почудилось? Её мучила неизвестность, неопределённость. Порой казалось, что и не было тех слов. Вообще ничего не было – не заходила она тогда в класс, не приближалась к Нему. Обычный сон, яркий, но уже ускользающий, ускользнувший. От этого накатывали слёзы: среди урока, на перемене, на тренировке. А ночами она банально рыдала в подушку.
Незаметно кончилась осень, наступила зима. Полугодие стремительно приближалось к финалу. Учебная ситуация в целом улучшилась настолько, что по всем предметам у неё были хорошие и отличные оценки, кроме математики, химии, физики. Тут она была бессильна. Хотя постоянная зубрёжка под «надзором» любимого учителя физики приносила свои положительные и приятные плоды – двойки ещё были, но среди троек, и уже появилась даже красавица четвёрка. И спортивные достижения радовали – второе место в республиканской юношеской спартакиаде по волейболу. Окрылённая учебными успехами и стабильностью приятных, пусть и с горчинкой, «свиданий», она порхала и пела. Несмотря на мамины предупреждения и советы – уж очень было трудно скрывать своё состояние особенно дома, ещё труднее было противиться желанию выговориться и поделиться, и невозможно было самостоятельно разобраться в себе самой, пришлось приоткрыть полуправду маме, тем более, что они всегда дружили, – она всё же не смогла удержаться. Под Новый год решила сделать Ему подарок. Долго придумывала, долго выбирала. И, наконец, это оказался галстук. Тёмно-синий, почти чёрный, в центре его пересекала морская невысокая волна.
Вечер.