Аэростаты. Первая кровь

– Я умею читать, так что ладно.

– Ты умеешь читать? Сколько тебе лет?

– Шесть.

– Ты ровесник младшего из моих сыновей. Сомневаюсь, чтобы он умел читать.

– Дедушка, у вас сыну столько лет, сколько мне?

– Да. Видишь ли, на то, чтобы завести тринадцать детей, требуется время. Ты сын моего покойного первенца, а Шарль – мой тринадцатый. Когда у тебя день рождения?

– Двадцать четвертого мая.

– А у Шарля третьего мая. Вы родились в один месяц одного и того же года.

– А где они, ваши дети?

– Дети от первого брака выросли или умерли. Я потерял троих: твоего отца и моих милых Луизу и Маризабель, они умерли во младенчестве. Дети от второго брака, видимо, резвятся в лесу. Ты их, конечно, скоро увидишь. Пойдем посмотрим дом?

Дедушка торжественно провел меня по внутренним покоям замка, показал все гостиные с такой высокопарностью, словно это Версаль. Я никогда не видел места величественнее. За пышными фанфарами речей, сопровождавших осмотр этого жилища, невозможно было разглядеть его реальное, скорее жалкое состояние.

Пьер Нотомб окрестил все помещения Пон-д’Уа, до последнего закутка. Имя носил даже туалет, единственный на все необъятное здание: то был Трианон. Экскурсия вскружила мне голову: какая честь для меня провести два месяца в столь царственном здании!

К нам подошла Бабушка и сказала супругу, что приехала маркиза Чего-то-там. Дедушка извинился передо мной:

– Меня ожидает маркиза.

Я увидел в окно, как он семенит навстречу разряженной даме и рассыпается перед ней мелким бесом: так голубь раздувает зоб и выписывает пируэты, пытая счастья с голубкой.

– Где твой чемодан, дорогой? – спросила Бабушка.

– Кажется, на въезде оставил.

– Давай за ним сходим.

Она отнесла мои вещи на четвертый этаж, походивший на длинный обшарпанный чердак: там была устроена общая спальня.

– Здесь ты будешь жить.

Она нашла явно ничейную кровать и положила на нее чемодан. На галерее царил неописуемый беспорядок. Некуда было ступить среди грязного тряпья и драных подушек.

Я хотел было спросить, куда можно сложить вещи, но обнаружил, что шкафов тут нет в помине.

И тут поднялся ор, которого я не забуду до конца жизни.

– Дети вернулись, – объяснила Бабушка.

Почему она бросила меня одного, из коварства? Она исчезла, предоставив мне в одиночку знакомиться с моими дядьями и тетками, на самом деле оказавшимися ордой гуннов.

Целое торнадо детей постарше обрушилось на дортуар. Мне показалось, что их ужасно много – такие они были шумные, неугомонные и полные решимости распотрошить любого гостя. Дети Нотомба, тощие, буйные, одетые в лохмотья переростки, заметили меня и ринулись ко мне, как свора собак на дичь.

Я не мог понять, кто из них мальчики, а кто девочки. Дикари с воплем схватили меня:

– У него матроска, и он упитанный!

Вдруг они меня съедят? Во мне проснулся инстинкт самосохранения.

– У меня в чемодане еда, – объявил я.

Они отшвырнули меня на пол и, налетев на мой багаж, растеребили его быстрее, чем я об этом написал.

Тот, что выглядел главарем, малый лет десяти, сгреб себе поживу:

– Печеньки, какао, шоколадные батончики, ты контрабандой промышляешь, что ли?

– Симон, раздавай, есть охота! – крикнул девчачий голос.

Началось жестокое действо. Симон швырял пакетики сообразно своим братским предпочтениям, а те, кого он решил обойти, страдали и скулили. Он оставил себе лучшие лакомства, потом дал команду жрать.

Свора набросилась на добычу. Дети, не получившие ничего, клянчили у тех, кому что-то досталось, но те оказались не сильно щедрее Симона.

Когда от съестного не осталось ни крошки, главарь обратился ко мне:

– Ты Патрик, мой племянник. Ты должен меня уважать.

– Могу я обращаться к вам на “ты”?

– Будешь задавать лишние дурацкие вопросы, морду набью.

Я притих, как мышь.

Мало-помалу я обнаружил, что орда, показавшаяся мне несметной, состояла всего из пяти человек. Почему мне почудилось, что они настолько размножились? Оттого ли, что они ни секунды не оставались на месте, или из-за особой вредоносности, отличавшей эту банду?

А главное, как получилось, что эти пятеро бандитов родились у доброй женщины и любезного мужчины, которые меня встречали?

Голод они не утолили, а потому перетряхнули всю одежду в моем чемодане, надеясь найти какое-нибудь припрятанное лакомство. Каждый предмет был извлечен на свет и обсужден:

– Белая рубашка, шелковая, и воротник кружевной! Я девочка, а у меня такой нет.

– Дарю.

– Ишь какой хитрый, мне тринадцать лет, как я в нее влезу?

Тринадцать лет! Я не верил своим ушам. Мне представлялось, что человек в таком возрасте – почти взрослый, а эта тощая девочка, похоже, вечно будет ребенком.

Слово взял Симон:

– Я сперва думал разодрать твое барахло. Но нет, такого одолжения я тебе не сделаю. Настоящий позор – это чтобы ты его носил в таком виде.

Послышался звук колокола.

– За стол! – взревела стая, бросив меня и устремившись к лестнице.

Мне понадобилась изрядная выдержка, чтобы отправиться за ними в столовую. Меня там, мягко говоря, не ждали.