Клим знал, что Захар понял приказ, но не слушал, дальше удерживая свой экипаж рядом с вагоном.
Теперь он вместе с конными зажимал трамвай в кольцо.
Лязгнуло. Скрежетали тормоза.
Водитель трамвая начал останавливаться, завидев впереди предназначенную для этого остановку. Сделал это довольно резко. Хотел того, не хотел — вагон порывисто дернуло, стряхивая батяра из подножки, как грушу. На ногах Чубчик уже не удержался, упал, покатился по брусчатке, словно колобок. Натянул вожжи и Захар, а Клим выпрыгнул почти на ходу, поймав себя на совершенно ненужной сейчас мысли: шляпа чудом не слетела, пришлось искать бы потом… Широкими прыжками помчался к батяру, догнал-таки, сбил с ног.
Колени у самого подогнулись. Не удержался — сел рядом, на теплые камни мостовой. Дышал тяжело, словно загнанный охотничий пес. Чубчик в последний раз попытался дернуться, но Кошевой схватил за ногу, потянул, будто хотел сдвинуть паренька с места таким образом. Для уверенности навалился, совсем не заботясь про вид своего костюма.
Почувствовал что-то в правом кармане паренька. Тот тронул, даже проиграв, готовый защищать свое имущество.
В следующий момент их окружили всадники. Старший соскочил из седла, грохнул густым басом:
— Вы что тут устроили, пся крев! Что это за игрушки, курва мама!
— Убивают! — заскулил свое пойманный батяр.
— Смотри-ка, такого убьешь! — огрызнулся полицейский и перевел взгляд на Клима.
Теперь что-то должен был сказать он. Не придумав толком, что именно, не отдышавшись окончательно, не понимая до конца, как удалось поймать беглеца, выдохнул, чтобы не молчать:
— Гляньте, что там у него в кармане!
Полицейский тяжелой горой навис над Чубчиком.
— Выворачивай!
— Я ничего не сделал!
— Быстро выворачивай, курвий сын!
Нечего делать. Вывернул.
— И что тут можно прочитать, пане комиссар? У вас почерк как у аптекаря, я вам это уже говорил?
Томаш Понятовский еще раз пробежал глазами исписанный лист, легонько дернул себя за правый, блестящий от брильянтина ус, поглядел на того, кто принес документ.
Напротив стола директора департамента криминальной полиции Львова стоял человек лет под сорок. Его, криминального комиссара Марека Вихуру, отличал не угрожающий рост, а прежде всего цвет лица. Оно будто пылало, будучи нездорово красным и добавляя сыщику зловещести, так нужной для угрозы убийцам и насильникам. Цвет лица комиссара делал его похожим на всех без исключения мужчин, которые либо постоянно пьяны, либо в лучшем случае все время живут в состоянии ужасного похмелья. Поэтому пьяному, а тем более — хмельному под горячую руку лучше не попадать. Марека Вихуру это касалось в полной мере. Ему под руку так же лучше не лезть, на пути у него становиться опасно.
Была единственная оговорка.
Среди большинства своих коллег по службе криминальный комиссар славился почти полным безразличием к алкоголю.
Мог себе позволить на каком-то торжественном приеме в департаменте бокал-два шампанского, иногда во время неформальных товарищеских посиделок неспешно выпивал кружку светлого пива, смакуя с жареными немецкими колбасками. Вместе с тем все, кому надо, знали: комиссару Вихуре пить запретил семейный лекарь, к советам которого гроза львовских преступников прислушался. Красный цвет лица человек имел от природы, что-то случилось с сосудами, кровь постоянно приливала к лицу. Когда другие бледнели, Вихура просто становился розовым, в такие моменты выглядел значительно здоровее.
Красное лицо и неразборчивый почерк, который больше напоминал древнее зашифрованное послание, были теми чертами, которые отличали комиссара Вихуру среди других полицейских львовского департамента.
— Почему вы не дали тому панови написать объяснения лично? — бурчал Понятовский.
— Протокол опознания я должен составлять сам, пане директор. Господин Веслав Зингер лишь подтвердил подписью — с его слов записано верно. Золотой брегет, найденный в кармане того батяра, действительно принадлежал убитому адвокату Евгению Сойке.
Воздух просторного кабинета Понятовского всколыхнул едва слышный шорох. Это Магда Богданович, которая устроилась на кресле в углу, сложила веер и легонько стукнула им по раскрытой ладони. За все время, пока комиссар докладывал начальству, молодая вдова не проронила ни слова. Держалась незаметно, будто в стороне от событий. Тем не менее, присутствие в святая святых Клима Кошевого вызвала ряд вопросов, а то и раздражала полицейских чинов больше, чем персона Магды.
— Пусть писарь это перепишет, — распорядился Понятовский, вернув бумагу комиссару. — А уже потом вызовете сюда свидетеля Зингера, пусть заново подпишет. Заодно найдите еще хотя бы трех человек, способных засвидетельствовать то же самое.
— Будет сделано, пане директор, — сдержанно кивнул Вихура. — Но вы…
Магда снова повела веером, теперь уже привлекая к себе внимание мужчин.