Адвокат с Лычаковской

Или это Климу показалось от длительных ожиданий, или действительно его внимание уже настолько обострилось, что он уловил сигнал, — но боковое зрение зацепило двух молодчиков, на которых еще несколько минут назад не реагировал. Или, скорее всего, их тут просто не было. Иначе взгляд не миновал бы. На одном, чуть постарше, были штаны на широких помочах, полосатая сорочка с засученными рукавами, заломленный набекрень клетчатый картуз. Второй, помладше, носил белую сорочку с расстегнутым воротом, заправленную в клетчатые брюки, поверх сорочки — жилетка, брюки в тон. Свой картуз, светлый, однотонный, паренек сбил на макушку. Из-под заломленного козырька выглядывал дерзкий русый чубчик. К углу рта прилепилась, будто всегда там была, сигарета.

Кошевой уже знал, как выглядят батяры. Ибо даже попытался воспользоваться советами Юзя и прогулялся на Верхний Лычаков, но забрел недалеко, потерял в таких странствий интерес. Понятно, не будешь ходить по улице и не пристанешь к каждому с самым глупым вопросом на свете: «Очень прошу прощения шановного пана, вы не знаете, кто мог украсть мои двести тридцать крон?» Проще уже караулить тут, пусть и будешь выглядеть полным посмешищем.

Дернулось веко.

Взгляд перескочил от парочки снова к суетливому. Тот сам вынул из кармана пухлый кошелек. Послюнявив пальцы, отсчитывал Юзьовы банкноты.

Батяры уже никого и ничего вокруг не замечали, сосредоточившись на ритуальном действе менялы и его клиента.

Опять дернулось веко.

Клим в предвкушении, что сейчас начнется то, ради чего он убивал все эти дни, для чего стиснул кулаки, сделал несколько шагов вперед.

Клетчатый что-то коротко бросил Чубчику, почти в унисон с Кошевым двинулся в направлении Юзя и его приметного суетливого клиента. Чубчик же тем временем сплюнул сигарету на мостовую, попав прямо в желоб, заломил козырек своего картуза еще сильнее, при этом крепко надвинув его на голову. Он уже примерялся. Или Климу показалось, или ли тот вправду согнул ноги в коленях.

Взяв у менялы стопку крон, человек с озабоченным и в то же время — явно довольным видом, с чувством выполненного долга начал класть свои деньги в кошелек.

Юзьо тем временем утратил к человеку всякий интерес.

Повернулся, чтобы отойти в тень серого здания.

Столкнулся прямым взглядом с Кошевым — тот уже двигался ему наперерез. Что подумал в тот момент, неизвестно. Ибо Клетчатый уже подступил сзади к провинциалу, вытянул руки и сильно толкнул того в спину.

— Вор! Держите вора! — повисло над площадью.

Человек уже падал, причем очень неудачно, не так, как в свое время Клим: шлепнулся, словно мешок с мукой, неуклюже лягнув при этом ногой. Кошелек, как и следовало ждать, не удержал, опустил на землю. Клетчатый, сделав свое дело, уже сломя голову бежал через площадь, а Чубчик, и дальше крича на всю силу батярских легких, устремился за ним, поднимая больше шума, чем надо. Кошелек подхватил раньше владельца, но Кошевой уже не ждал, пока шустрые пальцы опорожнять его, — в два прыжка оказался рядом.

— Стой! — рявкнул, сбивая Чубчика с панталыку. — Вор! Вот он, вор! Держите его!

Зря он это выкрикнул — теперь люди на площади крутили головами, не понимая, сколько тут воров, где они, кого надо ловить, за кем гнаться и надо ли вообще. Батяр, поняв, что его разоблачили, швырнул горячий кошелек просто в Клима, крикнув при этом:

— Гоп! Лови!

Кошевой купился, но лишь на какую-то секунду — ловко отскочил, бросился вперед, пытаясь в последнем отчаянном рывке сократить расстояние между собой и Чубчиком. Тот — кто бы сомневался! — оказался проворнее. Крутнулся на пятках, побежал в противоположную от Клетчатого сторону.

Гнаться за двумя зайцами Клим не собирался.

Далее повел себя так, как при других обстоятельствах не поступил бы.

Метнулся к Юзьо, который застыл совсем рядом и не успел опомниться, порывисто выхватил трость из его руки. Перехватил, разом превратив ее в подобие оружия.

Замахнулся.

Подавшись вперед, швырнул трость, закрутив в воздухе.

Так они мальчишками делали на киевских окраинах. Так же играли с сельскими ровесниками, когда родители в годы его детства и отрочества перебирались летом на дачу.

Давно этого не делал, но навыки не забылись.

Закрученная трость попала в цель — ноги Чубчика зазапились.

Он явно не ожидал такого нападения. Покачнулся, удержался, не упал, но бег задержал.

Не надолго.

Но Климу хватило, чтобы снова сократить расстояние между ними.

Львовский батяр, как-никак, оказался более проворным. Кажется, вот он, протяни руку и хватай, но рука Кошевого все равно поймала только июльский воздух. Чубчик порхнул вперед еще быстрее, сначала лавируя между прохожими, которые еще не поняли, что происходит, — а потом и толкая их. Стремясь, чтобы каждый следующий превратился в охотника на пути. Климу пришлось так же отталкивать людей от себя, отчего в воздухе повисла густая смесь польской, еврейской и немецкой ругани.

— Спасите! Спасите! Убивают!