Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии

Обитаемый некогда мир становится миром неодушевленных предметов, населенным не людьми, а всякой «нежитью». Но на символическом уровне смерть уже более не выражается нечистотами и смердящими трупами. Теперь ее символы — аккуратные, сверкающие машины. И людей притягивают не вонючие уборные, а ажурные конструкции из алюминия и стекла[33]. Однако этот стерильный фасад не может заслонить скрытой за ним реальности. Руководствуясь идеей прогресса, человек превращает мир в смрадное и непригодное для жизни место (и это уже не в символическом, а в буквальном смысле). Он отравляет воздух, воду, землю, растения и животных, отравляет самого себя. Процесс этот зашел уже так далеко, что всерьез обсуждается вопрос о выживании человечества. Факты эти известны, и все же, несмотря на многочисленные протесты, те, кто принимает решения, демонстрируют готовность принести все живое в жертву идолу технического развития. В прежние времена люди тоже приносили в жертву детей или пленных, но никогда еще они не были одержимы стремлением в угоду Молоху разрушить всю жизнь — свою и своих потомков. И неважно, намеренно это делается или нет. Если бы человек не ведал о последствиях своих действий, он бы еще мог считаться свободным от ответственности. Но укоренившаяся в его характере некрофильская ориентация заставляет его игнорировать очевидные вещи.

В полной мере это относится и к идущей полным ходом подготовке ядерной войны. Две сверхдержавы непрерывно наращивают свой разрушительный потенциал, которого уже сегодня с лихвой хватит, чтобы они могли сровнять друг друга с землей, уничтожив попутно еще полмира. Тем не менее они до сих пор не предприняли ничего серьезного, чтобы уменьшить опасность, а единственной реальной мерой могло бы стать только уничтожение всех запасов ядерного оружия. Вместо этого те, от кого это зависит, были уже не раз на грани применения оружия и продолжают играть с огнем. При этом стратеги — например, Герман Кан в книге «О термоядерной войне»[34] — спокойно обсуждают вопрос, «достаточно» ли будет убить пятьдесят миллионов людей. Вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что дух некрофилии здесь налицо.

Многие явления, вызывающие сегодня протест, — наркомания, преступность, упадок культурной и духовной жизни, презрение к подлинным этическим ценностям, — напрямую связаны с растущим влечением к разложению и смерти. Но вправе ли мы ожидать, что молодые, неимущие и потерявшие всякую надежду люди смогут избежать разложения, если к нему направляют курс те, кто стоит у руля нашего общества?

Таким образом, можно прийти к заключению, что безжизненный мир тотальной технологии — это просто новое обличье, которое принимает сегодня мир смерти и разложения. Большинство людей не сознают этого факта, но, как говорил Фрейд, вытесненное содержание сознания неизменно выходит на поверхность, и влечение к разложению и смерти становится столь же очевидным, как и в случаях прямого проявления злокачественного анального характера.

До сих пор наше внимание было сосредоточено на выявлении зависимостей между механичностью, безжизненностью и анальным характером. Есть, однако, еще один аспект, которого нельзя не коснуться, рассматривая характер тотально отчужденного кибернетического человека. Это его шизоидные, или шизофренические, качества. Пожалуй, самой яркой его чертой является расщепление мышления, аффекта и воли. (Именно это расщепление заставило в свое время Э. Блейлера выбрать термин «шизофрения» — от греческого «schizo», расщеплять и «phren», душа.) Описывая кибернетического человека, мы уже сталкивались с некоторыми проявлениями этого расщепления: достаточно вспомнить, что отсутствие эмоциональной реакции соседствует у пилота бомбардировщика с ясным знанием, что одним нажатием кнопки он убивает тысячи людей. Но чтобы уяснить себе это явление, не надо даже обращаться к таким крайним случаям. Как мы уже отмечали, у кибернетического человека доминирует умственная ориентация: это в первую очередь головной, умственный человек, И к окружающему миру, и к себе самому он подходит с интеллектуальных позиций. Он хочет знать, что представляют из себя вещи, как они устроены, как действуют и как можно их конструировать и ими управлять. Дорогу такому подходу проложила наука, и он является доминирующим в европейском сознании нового времени. Именно он лежит в основе современного прогресса, технологического развития и массового потребления.