Про Маринетти говорят, что он был революционером, что он порвал с прошлым и открыл дорогу образам нового мира, — мира ницшеанского сверхчеловека, что наряду с Пикассо и Аполлинером он принадлежит к самым влиятельным фигурам в современном искусстве. На это я отвечу, что его революционные идеи ставят его в один ряд скорее с Муссолини и Гитлером. Эта смесь революционной риторики, преклонения перед техникой и призывов к разрушению чрезвычайно характерна для нацизма. Быть может, Муссолини и Гитлер и были бунтарями (Гитлер в большей степени, чем Муссолини), но революционерами они не были. У них не было по-настоящему созидательных идей, и они в конечном счете не сделали ничего для блага человека. Им не хватало главных качеств, отличающих дух революционера: любви к жизни, желания способствовать ее росту и развитию, и стремления к свободе.
Во время первой мировой войны разрушительная природа техники не проявилась еще в полной мере. Самолеты еще не могли нанести большого ущерба, а танки недалеко ушли от традиционных видов оружия. Вторая мировая война была ознаменована решительной переменой: для массовых убийств стали использовать самолеты[28]. Те, кто сбрасывал бомбы, даже не сознавали как следует, что в считанные минуты они убивают или сжигают заживо тысячи человеческих существ. Каждый член экипажа выполнял в полете свою задачу: один управлял самолетом, другой прокладывал курс, третий сбрасывал бомбы. Ни один из них не совершал прямого убийства и даже не видел врага. Их общей задачей было управление сложной машиной в соответствии с детально разработанными инструкциями. А то, что в результате их действий многие тысячи (иногда сотни тысяч) людей оказывались убиты и изувечены, — конечно, они знали об этом, но на рациональном, а не на эмоциональном уровне. Как это ни звучит парадоксально, это их не касалось. Вероятно, поэтому они — по крайней мере, большинство из них — не чувствовали своей вины за действия, ужаснее которых, по человеческим меркам, вряд ли можно что-то себе представить.
Современная воздушная война производит разрушение, следует тем же принципам, что и современное производство[29], где и рабочий, и инженер отчуждены от производимого ими продукта. Они выполняют технические задания, следуя планам своего предприятия, но зачастую даже не видят результатов своего труда. А если и видят — результаты эти их не касаются и ответственности за них они не несут. Считается, что они не должны задаваться вопросом, полезен или вреден производимый ими продукт. Это решают руководители производства. Однако для руководителей «полезный» означает, как правило, просто «прибыльный», а это тоже не имеет отношения к характеру его использования. В военном деле «полезно» то, что приближает победу над врагом. Решение о том, что в этом смысле полезно, основывается нередко на весьма расплывчатых данных. Примером может служить сконструированный Фордом «Edsel». Инженеру, как и летчику, достаточно знать, что решило руководство. Подвергать это сомнению он не вправе и не заинтересован в этом. Идет ли речь об убийстве ста тысяч людей в Дрездене или в Хиросиме или об уничтожении земли и населения Вьетнама, военные и моральные последствия приказов не могут заботить исполнителя. Его задача — как следует обслуживать свою машину.
На это можно возразить, что во все времена солдаты были обязаны беспрекословно повиноваться приказам. Это действительно так, однако существует глубокое различие между солдатом, воюющим на земле, и пилотом бомбардировщика. Первый находится в непосредственной близости от причиняемых им разрушений и не может одним движением уничтожить массу человеческих существ, которых он не видел и не увидит. Что касается летчика, то традиционная армейская дисциплина и чувство патриотизма в лучшем случае увеличивают его готовность беспрекословно повиноваться приказам, но отнюдь не являются ее решающим фактором, тогда как для солдата, воюющего на земле, это несомненно так. Летчики — люди, прошедшие длительную подготовку, обладающие высочайшей технической квалификацией, и они вряд ли нуждаются в такой дополнительной мотивации, чтобы выполнять свою работу точно и без колебаний.