Адепт не хуже прочих

— Уверен, что не ошибся? — спросила она.

И тут же в гостиную вернулась проводившая гостя Заряна.

— Ну зачем ты так, Лучезар? — уставилась она на меня с нескрываемым укором. — Это какая-то ошибка!

— Никаких ошибок, — покачал я головой. — Долян. Личный ученик профессора. Старший у школьных босяков.

— Откуда знаешь? — спросила Беляна.

Я пожал плечами и сделал глоток чая. От употребления этого напитка с сахаром барышни меня совместными усилиями отучили, но терпкий вкус начал нравиться и сам по себе.

— Мои соседи по комнате в бурсе — босяки. Рассказали.

Заряна шумно вздохнула.

— Ну из босяков он, и что с того? Это не имеет значения! В школе все равны! У меня мать — ведьма, так что же меня теперь на костре сжечь?

Беляна при этих словах досадливо поморщилась.

— Эмоции добавляют жизни остроты, но лишают разум ясности, — укорила она подружку. — Успокойся и подумай о том, что сказал тебе Лучезар.

— Он об этом и сказал! — взвилась Заряна. — Босяк — значит, обманщик? Босякам нельзя доверять, так?

— Именно, — подтвердил я. — Босяк — значит, обманщик. Босякам нельзя доверять, если ты не из его ближнего круга или он не знает, что в случае чего пойдёт на корм ракам.

— Это предубеждение! Каждый в школе получает шанс начать новую жизнь!

— Но не все им пользуются, — ухмыльнулась Беляна. — Лучезар же неспроста сказал, что Долян не из босяков, а что он у босяков старший.

— Именно, — кивнул я. — Он мог распрощаться с прошлым, а вместо этого остался тем, кем был, и не даёт начать новую жизнь остальным. Собрал вокруг себя отребье и подминает каждого пробившегося в школу босяка. По сути, ворует их будущее.

Заряна подбоченилась.

— Я не верю!

— Не собираюсь ни в чём убеждать, просто спроси Звана, почему он перестал ходить на танцы.

— Спрашивала! Он ногу подвернул!

Я закатил глаза и вздохнул.

— А с рёбрами у него что случилось? Не обратила внимание, как он седмицу бок берёг? Думаешь, не только подвернул ногу, но ещё и упал неудачно?

Барышня шумно задышала и ожгла меня злым взглядом. Недоброе поблёскивание янтарных глаз никакого впечатления не произвело, а вот бурно вздымавшаяся грудь впечатлила и ещё как. Даже отвернуться пришлось.

— Я поговорю со Званом! — объявила Заряна. — Прямо сейчас!

Думал, подружка начнёт отговаривать её от похода в бурсу, но черноволосая пигалица с довольным видом рассмеялась.

— Правильно, дорогая! Никому нельзя верить! А ну как Лучезар подговорит Звана оклеветать твоего симпатичного мальчика.

— Не говори ерунды! — отмахнулась Заряна. — Просто хочу, чтобы это недоразумение как можно скорее разъяснилось!

Она поспешила в прихожую, а я вдруг получил кулаком под рёбра. От боли аж дыхание перехватило.

— В другой раз меньше на её титьки пялиться будешь! — прошипела Беляна, прежде чем последовать за подругой.

Я в долгу не остался и ответил хлопком пониже спины. Черноволосая пигалица ойкнула от неожиданности, но возмущаться не стала, ещё и соврала обернувшейся подружке, будто оступилась.

Много времени сборы не заняли, мы оделись и поспешили в бурсу. И, надо сказать, Заряну разговор со Званом откровенно расстроил. А ещё — разозлил.

— Нет, ну какой подлец! Подумать только, какой подлец! — возмутилась очень уж впечатлительная барышня, вернувшись во двор. — Понимаю — пригрозить! Понимаю — поколотить или на дуэль вызвать! Но подручных подослать, чтобы они человека втроём избили? Зачем? Да Долян бы и сам справился! Он же аколит!

— Он босяк! — отрезал я. — А старшему у босяков невместно руки пачкать. Грязную работу поручают тому, кем можно пожертвовать.

— Слова ему больше не скажу! — объявила Заряна. — Беляна, идём!

Я одних барышень не отпустил, проводил их до дома и лишь после этого вновь потопал в бурсу. Шёл и напряжённо вглядывался в тёмные провалы подворотен и глухих переулков. Руку держал на рукояти скальпеля, но вернулся к себе без приключений.

Босяков в комнате не было, только читал у растопленного камина Дарьян.

— Глаза испортишь! — предупредил я книжника, крутанул в руке ампутационный нож и уточнил: — С привязкой артефакта так и не разобрался?

Дарьян оторвался от книги и озадаченно заморгал.

— Так говорил же: в него следует поместить частицу атрибута!

— Как? — спросил я, поскольку ни одна из попыток провернуть нечто подобное успехом не увенчалась.

— Не знает никто, — развёл руками книжник. — А кто знает — помалкивает. И книги нужные мне пока не дают.

Я выругался и кинул скальпель на койку, а только плюхнулся рядом и обратил внимание на невесть откуда взявшийся на моей тумбочке конверт.

— Это что?

Дарьян в ответ покачал головой.

— Понятия не имею. Когда пришёл, он уже лежал.

Я озадачено хмыкнул, взял послание и обнаружил, что на том затейливым почерком выведено: «Лучезару из семьи Серебряного всполоха, младшей ветви рода Огненной длани». Сургучную печать отмечало изображение объятой пламенем пятерни, и стало ясно, что это прорезались «родственнички».

Вот только я не Лучезар, мне до их посланий дела нет. Опять же — чужого не беру.

Конверт отправился прямиком в камин, где и полыхнул синим пламенем.

— Ты чего? — удивился Дарьян.