Ада, или Отрада

Она была как снег бледна
И на окно облокотилась.
Стаканчик выпит был до дна,
И сердце буйно колотилось.

Играли дочери в волан,
Аэроплан кружил над городом,
Шум замирал и нарастал,
На башне пробил час который-то.

Который? Ей-то все равно:
Для смерти всякий час подходит.
Закрылось строгое окно,
Закрылось, как на свете водится
[или: …………годится <.>
Закрылось строгое окно,
и только отблеск серебрится.]

Véra, 1963

Montreux[26]

Быть может, редактор «Ады» г-н Рональд Оранжер был не так уж неправ, что сохранил в опубликованном тексте всю его интимную полифонию.

4

Одно из самых ранних и верных русских описаний этой книги принадлежит Евгении Каннак (урожд. Залкинд), знакомой Набокова 20-х годов и участнице берлинского «Клуба Поэтов». В 1975 году, после выхода французского перевода «Ады», она обратила внимание на одну ее важную особенность: «Я не знаю другого автора, который так вольно обращался бы со своими читателями, так откровенно подсмеивался над ними, уснащая свой английский текст <…> русскими или французскими фразами, которые порой забывает перевести. Но русскому читателю не только очень интересно, – ему даже лестно читать новые романы Набокова: так и кажется, что автор ему лукаво подмигивает, будто хочет сказать: “Только мы с вами понимаем, в чем тут дело”. В самом деле, кто, кроме русского читателя, оценит московский говорок первого мужа Ады <…> кто обрадуется неожиданно пролетевшей перед ним русской стихотворной строке, кто в описании парка, где встречаются подростки Ада и Ван, узнает дорожки русского имения?»[27]

В следующем году в заметке «Владимир Набоков. “Ада, или Жар”» она подробнее остановилась на русской теме романа и его общем стилистическом своеобразии: