– Что же это за страна, – спрашивает себя в недоумении читатель, – эта «Амероссия», расположенная где-то между Россией и Америкой, где все говорят по крайней мере на двух языках, где у помещиков, как бывало в старину, много преданных слуг – дворецкий, кучер Трофим, шустрые горничные, гувернантка-француженка (очень похожая на гувернантку Лужина – и самого Набокова), которая пишет почему-то рассказы Мопассана под псевдонимом Монпарнас?
Быт этой семьи напоминает быт былых времен: какие там семейные обеды – икра и водочка, рябчики с обязательным шампанским, какие тургеневские пикники в лесу, куда лакеи привозят в шарабане корзины с закусками, фруктами, вином! И какие бывают там иногда романтические дуэли!
Действие происходит якобы в конце прошлого века <…> Но в ту далекую эпоху существуют уже и телефон (под названием «дорофон»), и самолеты, и психоанализ, и даже кинематограф, где подвизается мать Ады, Марина, а потом и сама Ада.
Нетрудно в конце концов догадаться, что автор самовольно выбирает и сочетает отрывки времени и пространства, которые ему по той или иной причине пришлись по душе, и что этот роман, в котором главные роли играют маленькая нимфа и ее брат, их любовная связь, начинающаяся очень рано и продолжающаяся до бесконечности, – не что иное, как миф, сказка о счастливой и вечной любви.
Особую лирическую ноту вносит в повествование история Люсетты, младшей сестры Ады, с детства упорно и безнадежно влюбленной в Вана. <…>
При чтении этого романа, и в оригинале, и в переводе, мне всегда казалось, что он, в сущности, обращен не к иностранному, а к русскому читателю, – и как обидно все же, что по воле судьбы он не по-русски написан! В самом деле, кто, кроме русского, подметит классические цитаты, внесенные в текст без всяких кавычек, вроде: «я вас люблю любовью брата…» или «где нынче крест и тень ветвей?..». Кто улыбнется целому ряду чеховских реплик (из «Трех сестер»), фигурирующих в диалогах? И все ли иностранные читатели знают, что Пушкин вовсе не написал поэмы «Всадник без головы»? <…>
Так на протяжении всего романа Набоков забавляется, придумывая вариации общеизвестных изречений и цитат, уснащая свой текст намеками, недомолвками, загадками. И, конечно, необходимо упомянуть об исключительном блеске и богатстве стиля, об игре автора со словами и в слова – давней его страсти, – о множестве аллитераций, анаграмм, акрофонических перестановок (напр., Таормина – Минотаора), создающих слова с новым значением: все это мы постоянно встречаем на страницах «Ады».
Но мне не хотелось бы создать впечатление, что этот роман написан целиком в пародийном или ироническом ключе, с оттенком характерного «надменного задора». В «Аде» с убедительной силой говорится и о совсем ином: о пролетающем времени, о том, что будущего нет, о любви, о жизни, о смерти. Это – сюрреалистический роман, протекающий в странном, фантастическом мире, и в нем утверждается власть любви и искусства, воображения и юмора[28].