Ада, или Отрада

Ван прошел к монастырскому аналою, который приобрел для сочинения в вертикальном положении становой мысли, и написал следующее:

Poor L.

Нам жаль, что ты так скоро уехала. Нам еще жальче оттого, что мы завлекли нашу Эсмеральду и русалочку в озорную проделку. Мы никогда больше не станем с тобой играть в такие игры, дорогая жар-птица. Прими наши apollo [apologize, извинения]. Дурманы, раны и мембраны красоты лишают художников и болванов способности владеть собой. Пилоты огромных дирижаблей и даже грубые, смердящие ямщики, как известно, теряли голову из-за пары зеленых глаз и медного локона. Мы хотели полюбоваться тобой и позабавить тебя, милая РП (райская птица). Мы зашли слишком далеко. Я, Ван, зашел слишком далеко. Мы сожалеем об этом постыдном, хотя по сути своей невинном эпизоде. Сейчас время эмоционального потрясения и восстановления сил. Уничтожь и забудь.

Нежно твои А и В

(в алфавитном порядке)

«Какой напыщенный пуританский вздор! – сказала Ада, ознакомившись с посланием. – Почему это мы должны apollo за то, что она испытала сладкую спазмочку? Я люблю ее и никогда не допущу, чтобы ты ей навредил. И вот что занятно, знаешь, что-то в тоне твоей записки заставляет меня по-настоящему ревновать, впервые в моей жажде <так в рукописи, вместо “жизни”. Ред.>. Ван, Ван, где-нибудь, когда-нибудь, после пляжа или дансинга, ты переспишь с ней, Ван!»

«Если только иссякнет твое любовное зелье. Ты позволишь мне послать ей эту записку?»

«Позволю, но я хочу прибавить несколько слов».

Ее P.S. гласил:

Под составленной Ваном декларацией я подписываюсь неохотно. Она напыщенная и пуританская. Я обожаю тебя, mon petit, и никогда не позволю ему причинить тебе боль, какой бы нежной или грубой она ни была. Когда тебе наскучит Куин, почему бы не слетать в Голландию или Италию?

А.

«А теперь отправимся на прогулку, – предложил Ван. – Прикажу, чтобы седлали Пардуса и пегого Пега».

«Прошлым вечером меня узнали двое, – сказала она. – Незнакомые друг с другом калифорнийцы. Они не решились поклониться, потому что меня сопровождал бретер в шелковом смокинге, бросавший по сторонам свирепые взгляды. Один – Анскар, фильмовый продюсер, другой, с кокоткой, – Пол Винниер, лондонский приятель твоего отца. Я, признаться, надеялась, что мы вернемся в постель».

«Мы сейчас поедем в Парк на конную прогулку», твердо сказал Ван и первым делом позвонил воскресному посыльному, чтобы тот доставил письмо в гостиницу Люсетты или на курорт Верма, если она уже уехала.

«Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?» – заметила Ада.

«Да», ответил он.

«Ты разбиваешь ей сердце», сказала Ада.

«Ада, девочка, обожаемая моя девочка, – воскликнул Ван, – я сияюще пуст. Я прихожу в себя после долгой и ужасной болезни. Ты плакала из-за моего неблаговидного шрама, но теперь жизнь будет состоять из любви, смеха и зерен консервированной кукурузы. Не могу я думать о разбитых сердцах, мое собственное только что починили. Ты наденешь синюю вуаль, а я накладные усы, которые делают меня похожим на Пьера Леграна, моего учителя фехтования».

«Au fond, – сказала Ада, – двоюродные имеют полное право выезжать вместе верхом. И даже танцевать или кататься на коньках, если захотят. В конце концов, кузены почти брат и сестра. Сегодня синий, ледяной, безветренный день».

Вскоре она была готова, и перед тем, как расстаться на несколько минут, они нежно поцеловались в коридоре между лифтом и лестницей.

«Башня, – негромко сказала она в ответ на его вопросительный взгляд, точно так же, как делала в те медовые утра в прошлом, проверяя свое счастье. – У тебя?»

«Настоящий зиккурат».

9