Читаем Ада, или Отрада полностью

«Погоди минутку, возможно, это самый лучший Исчезающий Ван, но все равно пачкает ужасно. Теперь все в порядке. Да, это мой бедный учитель естествознания».

В бриджах и панаме, вожделеющий к своей бабочке. Страсть, болезнь. Что Диана могла знать об этой ловитве?

«Так странно, в том виде, в каком его запечатлел Ким, он совсем не кажется таким пушистым и жирным, как я себе представлял. На самом деле, дорогая, это большой, крепкий, привлекательный и старый Мартовский Заяц! Объясни!»

«Тут нечего объяснять. Я как-то попросила Кима помочь мне перенести несколько коробок, и вот наглядное тому подтверждение. Кроме того, это не мой Кролик, а его брат Кароль (или Карапарс) Кролик. Кандидат наук, родился в Турции».

«Мне нравится, как ты проказливо щуришься, когда лжешь. Далекий мираж в Малой Проказии».

«Я не лгу! – воскликнула она и прибавила с очаровательным достоинством: – Он в самом деле кандидат наук».

«Ван ist auch one», пробурчал Ван, произнося последнее слово, как «wann» (что по-немецки значит «когда»).

«Нашей заветной мечтой, – продолжала она, – моей и Кролика заветной мечтой, было описать и изобразить ранние стадии, от яйца до куколки, всех известных нимфалид, крупных и мелких, начиная с обитающих в Новом Свете. Я должна была позаботиться об устройстве аргиннинариума (защищенного от паразитов питомника с температурными режимами и другими усовершенствованиями, среди которых фоновые ночные ароматы и крики ночных животных, создающие в некоторых сложных случаях естественную обстановку) – гусеницы нуждаются в изысканном уходе! На обоих полушариях существуют сотни видов и хороших подвидов, но, как я сказала, мы бы начали с Америки. Живые яйцекладущие самки и живые кормовые растения, как, например, фиалки различных видов, доставлялись бы по воздуху отовсюду, хоть с арктических ареалов, почему бы нет, – Ляска, Le Bras d’Or, остров Виктора. Шелкопрядная ферма была бы также виолариумом, полным прелестных цветущих растений, от endiconensis, вид северной болотной фиалки, до крохотной, но восхитительной Viola kroliki, недавно описанной профессором Холлом из Гудсон-Бэй. Мой вклад состоял бы в серии цветных рисунков всех стадий созревания гусеницы и карандашных изображений совершенных гениталий насекомого, помимо других деталей его строения. Упоительная была бы работа».

«Которой ты бы страстно отдалась», сказал Ван и перевернул страницу.

«Как жаль, что мой дорогой сотрудник умер, не оставив завещания! Кроличий садок его дальних родственников уступил все его коллекции, включавшие также и мою небольшую часть, немецким посредникам и татарским торгашам. Позорно, несправедливо и так грустно!»

«Мы подыщем тебе другого научного руководителя. Так, а это что?»

Трое слуг, Прайс, Норрис и Уорд, наряженные гротескными пожарными. Молодой Бут истово целует хорошенькую голую ступню в жилках, высоко поднятую и поставленную на балюстраду. Ночной снимок из сада: два маленьких белых призрака внутри дома прижимаются носами к окну библиотеки.

Художественно расположенные веером на одной странице семь снимков, сделанные за столько же минут из довольно отдаленного укрытия, окруженного высокой травой, дикими цветами и нависающей листвой. Тень листьев и прихоть цветоножек деликатно скрывают главные детали, позволяя предположить, что двое полураздетых детей предаются чему-то большему, чем обычной борьбе.

На миниатюре, помещенной в центре фотокомпозиции, единственной видимой частью тела Ады была ее тонкая рука, держащая, будто знамя, свое сброшенное платье над усыпанной маргаритками муравой. Извлеченная теперь из-под простыни лупа позволила разглядеть на верхнем снимке торчащую над маргаритками разновидность тугошляпной поганки, названной в шотландских уложениях (с тех пор, как колдовство попало под запрет) «Владыкой Эрекции». На растительном горизонте третьего снимка можно было разглядеть еще одно примечательное растение, Дыню Марвелла, изображающую зад занятого делом юнца. На трех следующих карточках la force des choses («горячка совокупления») настолько уже разметала пышную траву, что можно было различить детали запутанного сочленения, образованного неуклюжими цыганскими захватами (борцовское удержание) и запрещенными нельсонами. Наконец, на последнем снимке, нижнем в веерообразной череде, Ада была явлена парой рук, оправляющих волосы, в то время как ее Адам стоял над ней, а вытянутый лист или соцветие прикрывали его бедро с мнимой небрежностью Старого мастера, оберегающего целомудрие Эдема.

Столь же небрежным тоном Ван сказал: «Дорогая, ты слишком много куришь, мой живот усыпан твоим пеплом. Полагаю, Бутейану известен точный адрес профессора Богарне в Афинах его Изобразительных Искусств?»

«Ты не станешь его убивать, – сказала Ада. – Он ненормален, он, возможно, склонен к шантажу, но в его пачкотне есть истошный стон искалеченного искусства. К тому же это единственная по-настоящему грязная страница. И давай не будем забывать, что восьмилетняя медноголовка тоже устраивала засады в кустах».

Перейти на страницу:

Все книги серии Набоковский корпус

Волшебник. Solus Rex
Волшебник. Solus Rex

Настоящее издание составили два последних крупных произведения Владимира Набокова европейского периода, написанные в Париже перед отъездом в Америку в 1940 г. Оба оказали решающее влияние на все последующее англоязычное творчество писателя. Повесть «Волшебник» (1939) – первая попытка Набокова изложить тему «Лолиты», роман «Solus Rex» (1940) – приближение к замыслу «Бледного огня». Сожалея о незавершенности «Solus Rex», Набоков заметил, что «по своему колориту, по стилистическому размаху и изобилию, по чему-то неопределяемому в его мощном глубинном течении, он обещал решительно отличаться от всех других моих русских сочинений».В Приложении публикуется отрывок из архивного машинописного текста «Solus Rex», исключенный из парижской журнальной публикации.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Русская классическая проза
Защита Лужина
Защита Лужина

«Защита Лужина» (1929) – вершинное достижение Владимира Набокова 20‑х годов, его первая большая творческая удача, принесшая ему славу лучшего молодого писателя русской эмиграции. Показав, по словам Глеба Струве, «колдовское владение темой и материалом», Набоков этим романом открыл в русской литературе новую яркую страницу. Гениальный шахматист Александр Лужин, живущий скорее в мире своего отвлеченного и строгого искусства, чем в реальном Берлине, обнаруживает то, что можно назвать комбинаторным началом бытия. Безуспешно пытаясь разгадать «ходы судьбы» и прервать их зловещее повторение, он перестает понимать, где кончается игра и начинается сама жизнь, против неумолимых обстоятельств которой он беззащитен.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Борис Владимирович Павлов , Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Научная Фантастика
Лолита
Лолита

Сорокалетний литератор и рантье, перебравшись из Парижа в Америку, влюбляется в двенадцатилетнюю провинциальную школьницу, стремление обладать которой становится его губительной манией. Принесшая Владимиру Набокову (1899–1977) мировую известность, технически одна из наиболее совершенных его книг – дерзкая, глубокая, остроумная, пронзительная и живая, – «Лолита» (1955) неизменно делит читателей на две категории: восхищенных ценителей яркого искусства и всех прочих.В середине 60-х годов Набоков создал русскую версию своей любимой книги, внеся в нее различные дополнения и уточнения. Русское издание увидело свет в Нью-Йорке в 1967 году. Несмотря на запрет, продлившийся до 1989 года, «Лолита» получила в СССР широкое распространение и оказала значительное влияние на всю последующую русскую литературу.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века