Ада, или Отрада

В один из дней ардисовского прозябания ее посетил сильно переменившийся и раздавшийся Ким Богарне. Под мышкой он держал альбом в оранжево-коричневом тканевом переплете, грязноватый оттенок, Аде никогда не нравился. За прошедшие два или три года, которые она его не видела, легконогий худощавый юнец с желтоватым лицом превратился в смуглого великана, напоминающего янычара из экзотической оперы, с топотом выходящего на сцену, чтобы объявить о вражеском вторжении или совершенной казни. Дядя Дан, которого красивая и надменная сиделка как раз выкатила в сад, где падали медные и кроваво-красные листья, громко потребовал, чтобы ему дали эту большую книгу, на что Ким сказал: «Может быть, позже», и присоединился к Аде в том углу холла, в котором принимали посетителей.

Он пришел не с пустыми руками, принес подарок – коллекцию фотографий, сделанных им в старые добрые времена. Он надеялся, что старые добрые времена еще вернутся, но так как он понимал, что mossio votre cossin (Ким изъяснялся на маловразумительном креольском языке, полагая, что он более уместен в торжественных случаях, чем его повседневный ладорский английский) в близком будущем не собирается приехать в замок и пополнения альбома новыми позициями и экспозициями ожидать не стоит, госпоже всего лучше pour tous les cernés (скорее «затененным», «окруженным», нежели «встревоженным») сохранить (или уничтожить и забыть, дабы никому не причинить вреда) сей иллюстрированный документ, который она держит в своих прелестных ручках. Сердито поморщившись при слове «jolies», Ада распахнула альбом на одной из бордовых закладок, многозначительно отмечавших особенно важные страницы, взглянула всего раз, защелкнула застежку, протянула осклабившемуся шантажисту тысячедолларовую купюру, кстати оказавшуюся у нее в сумочке, вызвала Бутейана и велела ему вышвырнуть Кима вон. Грязного цвета альбом остался лежать на стуле под ее испанской шалью. Старый слуга шаркающим пинком вышиб лист болотного тюльпана, занесенный сквозняком, и снова закрыл парадную дверь.

«Mademoiselle n’aurait jamais dû recevoir ce gredin», проворчал он на обратном пути через холл.

«Именно это я и хотел заметить, – сказал Ван, поскольку Ада закончила свой рассказ о гнусном вымогателе. – Что, снимки оказались достаточно скабрезными?»

«Хуже», выдохнула Ада.

«Эти деньги могли бы пойти на что-нибудь более достойное, на нужды Приюта для Слепых Жеребят или Стареющих Золушек».

«Странно, что ты так сказал».

«Почему же?»

«Не важно. Как бы там ни было, мерзкий предмет теперь никому не навредит. Мне пришлось заплатить за него, иначе он показал бы бедной Марине Вана, совращающего свою малютку-кузину Аду, что было бы достаточно плохо; собственно, будучи гениальным хищником, он мог разнюхать всю подноготную».

«Так ты вправду думаешь, что, купив у него альбом за жалкую тысячу долларов, ты уничтожила все улики и больше волноваться не о чем?»

«Ну да. А что, сумма, по-твоему, слишком мала? Я могу послать ему еще. Я знаю, где его найти. Он, с твоего позволения, читает лекции по Искусству Прицельной Съемки в Школе Фотографии в Калугано».

«Подходящее место для прицельной стрельбы, – сказал Ван. – Стало быть, ты вполне уверена, что “мерзкий предмет” теперь в твоем распоряжении?»

«Разумеется, я уверена. Он при мне, на дне того сундука, сейчас покажу тебе».

«Скажи, любовь моя, какой коэффициент умственного развития был у тебя, когда я впервые с тобой встретился?»

«Двести с лишком. Феноменально много».

«Что ж, с тех пор он резко снизился. Следопыт Ким оставил у себя все негативы, да еще пачку снимков, которые он со временем вклеит в другой альбом или пришлет по почте».

«Ты хочешь сказать, что мой коэффициент снизился до уровня Кордулы?»

«Ниже. А теперь давай поглядим на эти снимочки – перед тем, как определить сумму месячного жалованья нашего фотолюбителя».

Злонамеренная серия открывалась снимком, передававшим одно из первых впечатлений Вана от усадьбы Ардис, но под углом, отличавшимся от его воспоминаний. Объектив захватил участок между тенью calèche на гравии и ослепительно-белой от солнца ступенью колонного крыльца. Марина, одна рука еще в рукаве пыльника, который ей помогает снять лакей (Прайс), стоит, маша свободной рукой в театральном жесте приветствия (совершенно не вязавшимся с гримасой беспомощного блаженства, исказившей ей лицо), в то время как Ада в черной хоккейной куртке, принадлежавшей на самом деле Ванде, присев и накрыв волосами свои голые коленки, слегка охаживала цветами Дака, чтобы тот перестал заходиться лаем.

Затем последовало несколько подготовительных видов на ближайшие окрестности: высаженные в круг пузырники, аллея, черное О грота и холм, большая цепь вокруг ствола редкого дуба, Quercus ruslan Chât., и ряд других мест, которые составителю иллюстрированной брошюры казались живописными, но которые производили несколько тягостное впечатление вследствие его фотографической беспомощности.

Качество снимков постепенно улучшалось.