Иное дело, если в «хаосе» происходящих во времени действий и процессов, во множесте событий, поступков, в творческих порождениях социальных субъектов усматривать некую тенденцию, направленность, которая может быть находима эмпирическим путем или усматриваться путем некоей веры в человека и его призвание, но в любом случае история человечества обретает смысл. Этот объективный смысл «направляет» ход исторических процессов, лежит в их основе, даже когда сами субъекты истории не знают о нем. Он телеологичен, но лишь отчасти. Если рассматривать историю человечества как заранее решенный и определенный в своей цели процесс, то она лишается смысла. Телеология истории, возможно, такова, что ее смысл исходно определен общей тенденцией универсального саморазвития, в то время как цель этого процесса не задана, она формируется в каждый период самими процессами исторического развития. Таким образом, история осмысленна, но не телеономна. В ней человек, подчиняясь высшему смыслу, действует самостоятельно. Человек, по мнению А. С. Хомякова, – «существо деятельное», он должен не «угадывать минуты непосредственного действия воли Божией на дела человеческие», а «напрягать все Богом данные силы, не требуя от Него чудес и исключений из общих законов».
Осмысливая историю, нужно строго различать, по выражению А. Шопенгауэра, «историю деяний» и «историю творений». Первая, создавая ткань бытия человека, порой бывает мало поучительна с точки зрения познавательной ценности и нелогична с точки зрения оценки перспектив человеческого бытия. Безусловно, она оказывает непосредственное и сильнейшее влияние на жизнь современников и последующих поколений, на направление истории. Но эта стохастическая история деяний, преследующих свои корыстные и зачастую мелкие цели множества людей, лишена смысла. В истории деяний рождается история творчества культуры, создания новых феноменов бытия, ценностей, смыслов, преображающих самого человека, прорывающих ткань ограниченного существования и ведущих к новым осмысленным творческим высотам. Если так, то смысл имеет история не деяний, а творений.
Культуро-творческая сущность человека вступает в противоречие с его социальной природой. Культура пытается ограничивать действия механизмов социальности, стремится оградить человека от пагубных животных страстей, аффектов, агрессивности, жестокости, алчности, похоти и т. п. Это борьба человека культурного, духовного, человека-творца против человека естественного, природного, ограниченного социальностью.
ХХ век не был гуманнее, чище веков XIX, XV, XIII, V… Социальные катастрофы и его катаклизмы еще раз показали жестокую суть человеческой социальной природы. Не приходится сомневаться, что и ХХI век будет не менее сложным и трудным. Все это ставит под сомнение гипотезу о совершенствовании человека, его поступательном историческом развитии. Прогресс в человеческой истории происходит не как единый однолинейный целостный процесс, а осуществляется в жизни и деятельности конкретных людей.
Коль скоро в основе исторического процесса лежит тенденция развития в человеке и через человечество универсального творчества, усиления его мощи, при всем трагизме истории в ней все же обнаруживается (пусть порой не очень ярко) тенденция победы культуры над силами природной социальности; победа Ирана над Кушем. Достижение этой победы, обуздание всадником норовистого скакуна – один из аспектов смысла истории.
Прозрения и мысли А. С. Хомякова не только предопределили направления дальнейшего развития русской историософии в лице В. С. Соловьева, Н. Я. Данилевского, Н. А. Бердяева, Л. Н. Гумилева, но и предвосхитили теории исторического познания конца ХХ – начала ХХI века. Волновавшие его вопросы, данные им ответы на них созвучны и современному историческому познанию. Его завет: «Наука историческая должна быть плодотворной и живой, а не мертвой и кропотливой», – и сегодня звучит актуально!
П. Л. Зайцев
Два образа «мужского» в историософии А. С. Хомякова
«3аписки о всемирной истории», принадлежащие перу А. С. Хомякова, вот уже полтора столетия привлекают к себе внимание исследователей уникальностью историософского концепта, представляющего собой законченную дуалистическую схему. Вопреки гегелевскому монизму Хомяков зрит исторический процесс в борьбе «иранского» и «кушитского» начал, врожденных в разные этнокультурные общности и проявленных в сфере целеполагания. Ответить на вопрос, почему одни народы предпочитали огораживать себя «Великой Стеной» или возводить над собой «Великую Пирамиду», в то время как другие передали потомкам величие «Слова», Хомяков не смог. Зато он сумел, «увидев тему», развести качества «строителей» и «поэтов».