А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Отсутствие космологии в сознании А. С. Хомякова вело к спиритуалистическому уклону. У него психология преобладала над космологией. В дальнейшем русская философия в лице В. Соловьева выдвинула космологическую проблему, учение о душе мира. Славянофильская философия, хотя и ограничилась отрывками (ни Хомяков, ни другие славянофилы не оставили больших философских трактатов), но она все же дала в истории русской мысли «зрелые плоды». Образовалась русская философская традиция, наметилась возможность своеобразной философской школы. Прямыми продолжателями славянофильской традиции в философии были величайший русский философ Вл. Соловьев, а затем князь С. Трубецкой. Два главных философских трактата Вл. Соловьева – «Критика отвлеченных начал» и «Философия начала цельного знания» – проникнуты славянофильским духом. Несмотря на то, что Вл. Соловьев достаточно критично относился к творчеству Хомякова, идею критики отвлеченных начал и идею утверждения цельного знания он получил от него. Отрывочные мысли Хомякова Соловьев развил в систему. После Соловьева славянофильскую традицию в философии продолжал С. Трубецкой. Подтверждением тому его работа «О природе сознания», в которой он развивает славянофильскую идею соборности в гносеологическом аспекте. «Вся творческая русская философия борется с индивидуализмом, с падшим разумом за соборность сознания, за стяжание Логоса. В России преодолевается философия как отвлеченное начало и потому дан путь к выходу из тупика, в который зашла современная европейская философия, дана возможность преодолеть кризис философии»[1494], – писал Н. Бердяев в книге «Алексей Степанович Хомяков» в начале ХХ столетия. И в другой работе о Хомякове, вошедшей в книгу «Типы религиозной мысли в России»: «Русская философская мысль стоит теперь на распутье и ей следует помнить, что есть пути уже пройденные и ведущие в пустыню. Таковы пути рационализма, путь кантианства, с роковой неизбежностью ведущий к гегельянству, упирающемуся в ничто или призрачное вещество. Для нас есть только один путь, ведущий к сознанию сущего, – путь спиритуализма, очищенного от всех грехов рационализма и отвлеченности. Наша философская мысль вступает на этот путь, и в момент ее подъема не мешает вспомнить о первом русском мыслителе, указавшем верный путь нашей самостоятельной философии, – об А. С. Хомякове»[1495].

Таким образом, несмотря на то, что А. С. Хомяков не написал философских трактатов, а оставил после себя лишь философские отрывки, Н. Бердяев называет его основателем русской национальной философии, так как «он проник в интимнейшие интересы русской мысли, философствовал о том, что мучило русский дух»[1496].

Бердяевская рецепция философского наследия А. С. Хомякова представляет определенный интерес, поскольку современная ситуация очень напоминает ситуацию начала ХХ века, когда «безрелигиозная, атеистическая русская интеллигенция, исповедовавшая разные формы искаженного позитивизма, бессознательно стремилась к философии цельного духа и лишь по роковому своему отщепенству была враждебна философии славянофильской»[1497]. Советская философия оставила нам в наследство исключительно прозападные ориентиры и подсознательное признание второразрядности русской философии. Поэтому вполне естественно, что и славянофилы, и Хомяков воспринимались как явления местного масштаба, не имеющие серьезного эвристического значения.

М. В. Силантьева Философия свободы русской неопатристики (Н. Бердяев об А. Хомякове)

В философии рассуждения типа «Я и… (Хомяков, Бердяев, Ницше и т. д.)» встречаются, как известно, довольно часто. Возможно даже, что всякое философское рассуждение построено по этой форме логической модальности, поскольку претендует на понимание истины, которое – увы! (?) – всегда преломляется сквозь призму личности, хочет того человек или нет. «Пророческий дух» не оприходован философским ведомством, как и любым другим; поэтому, пускаясь в плавание по океану мысли, мы неизбежно (иногда – весьма драматично) сталкиваемся с личной ответственностью за свое снаряжение и плавсредства.

Значит ли это, что философствование обречено оставаться «гордыней духа» и ни при каких обстоятельствах не следует считать его чем-то надежным, стоящим и спасительным? Задумываясь над приведенным вопросом отнюдь не из праздного любопытства, вспомним, что в экипировку путешественника обычно входят средства спасения. Их эффективность остается делом техники (и случая), но они, как правило, есть. «Гордыня» – не в том, чтобы взять их с собой. Скорее, в том, чтобы от них отказаться. Философское снаряжение, таким образом, не должно быть отвергнуто как возможное – свободное плавание предполагает, а не исключает его.