Сочетание во едином женственном образе высшей Премудрости, красоты и власти над всею тварью чрезвычайно напоминает тот лик Софии Премудрости Божией, коим вдохновлялись наши отдаленные предки – строители храмов и иконописцы. Во всяком случае, в лице Василисы Премудрой, Мудрой жены и Ненаглядной Красоты воплотились те искания человеческой души, которые в образе Софии находят в себе высшее и полное удовлетворение.[1324]
В сказке И. В. Киреевского Нурредин осознал то, что лучшее в жизни – мечта, но герой не стремился воплотить ее: хотя она зажгла его душу, но не охватила эросом преображения. Такой итог отчасти проявление, на мой взгляд, национальной особенности в произведении философа. Е. Н. Трубецкой писал, что «в русской сказке при встрече с чудесным человек как-то сразу опускает руки». «Он испытывает очарование, восхищение, весь превращается в слух и зрение, весь отдается влекущей его вещей силе, но от этого созерцательного подъема не переходит к действию, а ждет неизреченного богатства жизни как дара свыше»[1325]. «Как бы ни были глубоки откровения, откровения эти бессильны и бесплодны, пока они остаются только мистикою пассивных переживаний»[1326]. Ни экстаза, ни парения над житейским не достаточно, в «Опале» герой остается у «разбитого корыта». Мистическое откровение остается для Нурредина только сном, далеким от жизни. В 1830 году И. В. Киреевский писал, что только стремление воплотить поэзию в действительность доказывает зрелость мечты. Мечта Нурредина – окно в инобытие, она «окрыляет» героя, но усыпляет его энергию, действительность же становится еще более гнетущей и пустой, чем прежде. Для воплощения мечты необходима синергия, соработничество Бога и Человека. В Евангелии написано, что некий царь послал рабов своих призвать желающих на пир и объявить: «Вот я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото и все готово; приходите на брачный пир» (Мф. 22, 4). Но сами званные отказались (Лк. 14, 18–20). Макарий Египетский пишет:
Видишь ли: Звавший готов; отреклись званные. Видишь: Господь уготовил им царство; но они не хотят. Посему воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли: сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе своей. Посему совершение дела Духом зависит от воли человека. Господь и у совершенных взыскует душевного соизволения[1327].
Сам А. С. Хомяков писал, что,
когда воля человека по своим чистым и святым побуждениям <…> совпадает с характером воли Божьей <…> происходят новые явления <…> чуждые общему порядку вещей[1328].
Сказка И. В. Киреевского пронизана библейскими образами и образами античной философии. На звезде все горит, нет солнца, т. е. нет дня, нет ночи, т. е. нет времени, воздух ослепителен. В Библии Небесный Иерусалим «не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего» (Откр. 21, 21). Вместо облаков на звезде Нурредина летали прозрачные образы богов и людей. Там были дорожки из золотого песка, горы из бриллиантов, утесы из серебра, беседки из разноцветных кристаллов и пр. Небесный Иерусалим – «чистое золото», он «подобен чистому стеклу». «Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями». Согласно Пифагору, у каждой души есть своя музыка, а космос – орган. На звезде в сказке И. В. Киреевского вместо ветра веяла музыка, и текла чистая, светлая, как кристалл, волшебная река, чьи тихие речи любил слушать царь. Разумная река напоминает и представления Фалеса о том, что вода – начало всего, и библейскую реку жизни: «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром» (Откр. 22, 17).