Когда же разум человека сливает все свои деятельные способности в одно целое и подступает к предмету в этом состоянии своего внутреннего единства, или, как выражается Киреевский, «цельности», он способен охватить своей деятельностью и предметы веры. Киреевский называет это «цельное» состояние, или высшую степень человеческого разума, «верующим разумом». Это состояние не является естественным в том смысле, что для его удержания необходимо постоянное усилие со стороны человеческой воли.
Таким образом, главное в концепции Киреевского состоит в том, что живой человеческий разум сложно внутри себя устроен и имеет внутреннюю динамику, позволяющую ему переходить из естественного состояния в состояние, соответствующее вере, и обратно.
В отличие от Киреевского, который прямо говорит о человеческом разуме, о его различных состояниях, степенях, Хомяков прямо не определяет статус разума столь же конкретно. Скорее, он говорит о разуме вообще, как, например, это делает Гегель. Под разумом Гегель понимает логическую, или рассудочную способность познающего человека. Хомяков же, вслед за Киреевским, смотрит на вопрос о разуме со стороны его сложной внутренней действительности, хотя и сохраняет некоторые общие характеристики разума, приданные ему Гегелем, например то положение, что разум берет свои предметы из себя и сам же их обрабатывает и познает. Это базовое для гегелевского представления о разуме положение соблюдает и Хомяков, когда определяет трехсоставную структуру «всецелого» разума, или «разума в его полноте». «Разум точно так же не может сомневаться в своей творческой деятельности – воле, как и в своей отражательной восприимчивости – вере, или окончательном сознании – рассудке», – настаивает Хомяков относительно подразделений «всецелой» структуры разума.
«Конструкт» (схема) «всецелого разума» – воля разума, вера разума и его сознание (рассудок) – вызревает у Хомякова постепенно, проходя в своем развитии три стадии. Вначале это комплекс представлений о «совершенной полноте разумного действия» в сочинении «По поводу статьи И. В. Киреевского…» Затем – комплекс представлений о «всецелом разуме», «разуме в своей всецелости» в статье «По поводу отрывков…» И, наконец, завершающий комплекс представлений о «разуме в его полноте», о «полноте разума», «целости его внутреннего расклубления» в первом и втором письме к Ю. Ф. Самарину.
Предмет (объект) «всецелого» разума выступает в трех ипостасях: как проявление с точки зрения источника (начала) его проявления (воли разума); как собственно предмет (объект) разума или как уже проявленное с точки зрения веры; как познаваемое с точки зрения рассудка. Вера в схеме «всецелого» разума определяется как внутреннее (по отношению к разуму вообще) или непосредственное (по отношению к человеческому разуму) знание. Предмет в его действительности, являясь внутренним знанием по отношению к разуму вообще, именно в силу этого и как таковой непосредственно уже дан, иначе говоря, является как непосредственное знание в человеческом разуме.
Вера в этом смысле есть вера не в сам предмет, а в источники или первоначала проявления в полноте их сил. Вера «доверяет» этим источникам или первоначалам проявления, хотя их самих в явлении, в предмете познания нет, во всяком случае в полноте их созидательной силы. Поэтому в непосредственном или внутреннем знании речь идет о доверии этому источнику проявления, так как нет иной возможности установить его следы в действительности предмета. Знание познаваемого в его действительности сопряжено с этой верой, доверием.
Знание «действительности познаваемого» и «первоначала в полноте его сил», необходимое для присутствия в разуме познаваемого (проявления) в его действительности, не может быть по своей сути не чем иным, как чистой верой, так как в самом познаваемом (проявлении) первоначала этого проявления в полноте своих сил не присутствуют. Но непосредственное или внутреннее знание подразумевает веру в эти (непроявляемые) источники проявления, что оказывается единственной адекватной, с гносеологической точки зрения, формой знания их.
Почему Хомяков так настаивает на несколько даже странном положении о том, что первоначала проявления не переходят в само проявление, во всяком случае в полноте своих сил? Видимо, делая на этом акцент в своей схеме, он имеет в виду дальнюю перспективу согласования своей сугубо философской конструкции с догматом веры о сотворении Богом мира из ничего и главное о совершенном отличии его Самого от Своего Творения. По этому догмату Мир есть факт, свидетельство и результат акта божественной воли, но не сам этот акт в своей силе, не само божественное созидание как таковое.