А от сумы уйдешь (СИ)

В первом ряду он сразу же обратил внимание на Человека-Спрута, создание неопределенного пола ростом до пояса стоявшему рядом бронзовокожему мускулистому Инке "Дос-Фаллос" Ромеро, с непомерно усохшей, почти кукольной головой и безобразным наростом наподобие кукурузной кочерыжки на голове. Спрут расставил пяток тентаклей в форме розетки, опираясь о манеж, и при этом по-детски трогательно обвив ногу Инки парой других. На голове его была нахлобучена колонизаторская шляпа-термо, которой он явно форсил.

По соседству с Инкой стоял совершенно голый мужик - в нем мальчишка с удивлением признал коверного клоуна, Ардалиона. Перемена, происшедшая с клоуном, была разительной: похоже, тот не отдавал себе отчета в том, где он находится и что происходит на манеже. Он норовил отвернуться в сторону от махны, безостановочно бурча что-то себе под огромный и, как оказалось, совсем не нуждающийся в клоунской нашлепке, висячий нос.

Чуть поодаль, в стороне от людской толпы, стояла пара невиданных по размерам не то кроликов, не то бобров с короткими хвостами. "Бойцовые!" - припомнил мальчишка рекламный плакат. Кролики щеголяли крепкими мышцами передних лап. Один из них тайком курил "в кулак" крохотную цыгаретку и бросал на махну злобные взгляды.

Нервно подергивая кончиком длинного нафабренного черного уса, дрессировщик Елисант Гогоберидзе, в небесно-голубом трико и сиреневой с пурпурными разводами жилетке поверх ярко-желтой шелковой рубахи с несвежим воротником, шептал что-то на ухо высокой, прямой, как рельса, старухе. "Ведьмачка", как назвал ее про себя пацан, в черном, бесформенном старинном наряде и с головным убором, похожим на крохотную тучку, мелко и часто кивала в ответ на жаркий шепот дрессировщика; с "тучки" на манеж сыпались не то огромные, с кулак, тараканы, не то комки грязи, не то увесистые земляные жабы.

Один из таких "тараканов" звучно шлепнулся на руку Раббермэна. Тот пошел рябью по коже от возмущения, проворно свернул руку пожарным шлангом и тут же быстро сложился в чемодан. Захлопнув крышку, он высунул в специально прорезанные дырки в днище десяток пальцев и проворно отбежал на них от старухи, которая уже было замахнулась на чемодан вычурным посохом с черепом на конце...

Самой заметной в пестрой толпе цирковых - по крайней мере, для мальчишки-беспризорника - была хрупкая, обворожительно красивая девочка, "балансьор на шаре", загадочная и неприступная Пассионата Голд, затянутая в золотое трико до шеи, с вызолоченными шеей и лицом, и с аккуратной, золотою же, шапочкой. Рядом с ней сердито набычился Москитус Альбино-Либидо, ее партнер по номеру. Многочисленные наколки пестрели на его бицепсах и плечах невероятных размеров, едва прикрытых тонкой белой майкой.

Именно на девочку пялились двое махновцев, что сидели на барьере. Один из них не выдержал, подскочил к пижону со стеком и стал говорить что-то, яростно жестикулируя и бросая короткие взгляды на Пасю.

Махновец в доломане явно не соглашался. Он замотал головой, отчего ленточки бескозырки змеями упали на грудь, и в конце концов рубанул ладонью воздух, закричав так, что даже мальчишка услыхал его:

- Нет, Петро! Вона нам нинащо! Загибель от нее одна, я ж знаю, я знаю! Нам немчака надо приловить, инакше от батьки нам пощады не будет! И дурки его нам куда важнее, чем эта...

- Ну, як скажеш, Федир, - "Петро" ощерился в полуулыбке и медленно вернулся на прежнее место.

"Морячок" Федор, похоже, потерял терпение:

- Ну, так, гражданы - или вы нам говорыте, где ваш Ганс-мертвая рожа ховается, или мы зачнем по одному вас в шаблюки брать... вот с нее и зачнем! - он ловко выхватил саблю из ножен и, ловко повращав кистью, от чего сабля сделалась блестящим веером в неярком свете одинокого софита, и ткнул ею в сторону Паси Голд.

Возмущенный гомон прокатился по толпе артистов. Мальчишке вдруг показалось, что невесть откуда взявшийся порыв ветра всколыхнул кожаное полотно крыши шапито - тьма, сгустившаяся под его куполом, зарокотала, словно гром вдалеке, и стала быстро опускаться вниз.

Он потряс головой. Бесовщина заправляет в этом цирке, сомнений нет. Он горохом ссыпался вниз по ступеням, прочь от страшной темноты, потом украдкой подобрался к форгангу и спрятался в его складках, на краю барьера.

Между тем старуха-ведьмачка решительно и властно сделала несколько шагов к Федьке-матросу. С каждым новым шагом внешность ее разительно менялась. Мальчишка с отвисшей челюстью наблюдал за тем, как расправлялись черты ее лица, как исчезали наросты-бородавки, как уродливый салоп сменялся на красивое атласное платье с лепестками цветов на плечах. Мрачный головной убор превратился в блестящий платень, что словно струился теперь серебристым потоком по волосам; те полностью потеряли седину и стали иссиня-черными и вьющимися, а между прядями игриво засверкали небольшие украшения в виде гадальных карт. Посох ведьмачки посветлел и растворился в воздухе.

На последнем ее шагу, почти вплотную к опешившему Федьке, вместо старухи подошла молодая цыганка, да такая красивая, что он заробел и опустил саблю.