Не нужно было поддаваться. Не нужно было слушать, вестись, анализировать…
«Поступи благородно.» Какое, нахрен, благородство? От такого благородства кажется, будто между позвонков всадили нож и резко провернули рукоятку. Это когда-нибудь пройдет? Когда-нибудь станет легче дышать? Хит рывком втянул носом воздух, выдох получился судорожным и болезненным. Глаза снова начали сохнуть.
Где-то за стеной послышались шаги, и мгновение спустя дверь комнаты тихо приоткрылась. Он не повернулся. Никто не сказал ни слова, но седьмое чувство уловило человеческое присутствие рядом. Кати? Наверняка Кати. Остальные просто свалили из комнаты и стараются появляться здесь, только чтобы спать. Не трогают его. В кои-то веки в их маленькой квартирке ему отвели кусок личного пространства. Оказывается, для этого нужно было всего-то стать жутко несчастным.
Хит сильно сжал зубы и закрыл глаза.
— Эй… — тишину комнаты все-таки нарушил негромкий голос.
Точно, Кати.
— Мы с мамой там обед приготовили. Иди хоть что-нибудь поешь.
— Не хочу — все так же глядя в потолок, Хит сильно потер глаза.
Катарина громко цокнула.
— Хи-и-ит… — протянула она. — Ну нельзя же так.
Нельзя. Нужно продолжать жить, идти дальше, впахивать. Но не всегда на это есть силы.
— Все нормально, — он повернулся спиной к двери. — Иди без меня.
Кати промолчала. Постояла на пороге еще несколько мгновений, и тихие шаги стали отдаляться от двери.
Воображение снова подбросило яркий калейдоскоп образов, ярость опалила легкие. Ведь еще можно все вернуть! Прошло меньше недели, она не могла так скоро выбросить его из головы и увлечься будущей учебой. Не могла? Не могла же?
Но… Господи, какая, к чертям, официантка?! Скажи он что-то другое — да что угодно! — она бы простила. Но официантка… Почему он не придумал ничего лучше? Мог ведь остановиться на неготовности к дальнейшим шагам. Мог продолжать гнуть линию про то, что им рано думать о чем-то серьезном. Это тоже было бы болезненно, но… в тот момент мозг лихорадочно подбросил первую банальщину из всех возможных ублюдских фраз.
Хит размахнулся и с силой всадил кулак в старые потертые доски пола. Что-то треснуло. Либо суставы, либо дерево. Но боль не пришла. Весь организм и так болел и ныл, внутренности будто провернули в мясорубке. Один удар хуже не сделал.
Официанток не прощают. Никогда. А если и прощают, то никогда уже больше не доверяют. Если бы только он придумал что-то другое. Если бы…