80 лет одиночества

Интерес к теории личности способствовал установлению тесных контактов с психологами. На личном уровне они были и раньше. До создания отдельного факультета психология существовала в ЛГУ в качестве отделения философского факультета, мои отношения с Б. Г. Ананьевым, В. Н. Мясищевым, Л. М. Веккером, И. М. Палеем всегда были уважительными и дружественными. Из пяти человек, которым выражена благодарность в «Социологии личности», трое – Б. Г. Ананьев, А. А. Бодалев и Ю. А. Самарин – психологи. Именно Ананьев посоветовал «Советской педагогике» заказать мне статью о социологии половой морали (1966), во всяком случае, свое письмо они передали через него, а моя статья «Психология половых различий» (1981) посвящена его памяти, потому что он первым в советской психологии поставил эти вопросы. О дружбе с А. В. Петровским я уже говорил. Что касается собственно социальной психологии, то ощутимый вклад в нее внесли мои друзья-социологи В. А. Ядов и Г. М. Андреева, которая основала на психфаке МГУ лучшую в стране кафедру социальной психологии. Никаких дисциплинарных распрей, где кончается одна наука и начинается другая, не возникало. Близкой мне тематикой занимались и некоторые молодые психологи. В. С. Магун в дальнейшем стал выдающимся специалистом по психологии личности и социологии молодежи. А. П. Сопиков написал первую экспериментальную диссертацию о конформизме, проверив методику Соломона Аша на ребятах из «Орленка». Куаныш Муздыбаев написал превосходную книгу по психологии ответственности, которая могла служить примером социально-психологического исследования нравственных категорий. Близки мне были и психологические исследования Александра Эткинда, который позже стал известным культурологом и сейчас преподает в Кембридже.

Плодотворными были и связи с психиатрами. Андрей Евгеньевич Личко (1926–1996), крупнейший специалист по подростковой психиатрии и человек исключительно ясного ума, инициировал мой лекционный курс по проблемам сексуальности в Институте имени Бехтерева. Из этого курса выросла в дальнейшем моя сексологическая тематика. А с Виктором Ефимовичем Каганом и Юрием Львовичем Нуллером (1929–2003), однокурсником друга моей юности Славы Лапина, нас связывала личная дружба. Однажды мне даже довелось поучаствовать в психиатрической экспертизе.

В книге «Открытие Я», объясняя феноменологию самосознания, я довольно подробно, с опорой на психиатрическую литературу, описал феномен и синдром деперсонализации. И вдруг приходит письмо из Самарканда. Студент-пятикурсник физического факультета по имени Фуркат (я его упоминал в другом контексте) написал, что страдает в точности теми симптомами, которые описаны в моей книге, а местные врачи утверждают, что у него должны быть также галлюцинации, которых у него нет, и лечат его электрошоком, не могу ли я ему помочь? Поскольку Нуллер занимался именно этим синдромом, я сразу позвонил ему, он сказал, что заочно обсуждать это бессмысленно, но, если парень приедет в Ленинград, можно будет разобраться.

Я немедленно послал телеграмму в Самарканд, и через несколько дней Фуркат с матерью прилетели (оказалось, что семья врачебная, поэтому болезнью сына озаботились раньше, чем если бы это была крестьянская среда). Дом молодежи по моей просьбе предоставил им номер в гостинице (это была трудная задача). Нуллер их принял, мне пришлось их предупредить, чтобы не вздумали совать ему деньги (бесплатность советской медицины вообще была фикцией, а с приезжих из Средней Азии и с Кавказа деньги тянули вовсе нещадно, но Юра был безусловным бессребреником), дал какие-то лекарства и сказал, что придется несколько месяцев ждать. Если деперсонализация у Фурката – самостоятельный синдром, дело поправимо, если же это – симптом начинающейся шизофрении, дальше будет хуже. Самаркандские врачи знали только второй вариант, потому и применили электрошок, но эта терапия сама по себе может дать необратимые тяжелые последствия.

В общем, Фуркату повезло. Из 100 000 тиража моей книги в Самарканд попало два экземпляра, один из которых купил его друг-однокурсник, стал читать и сказал: «Слушай, ведь тут написано про тебя!» Так это закрутилось. Сначала письма от Фурката были грустными, что ничего не меняется, потом его мама написала, что ему становится лучше (сам он так не думал), а затем пришло ликующее письмо, что все наладилось. Поскольку практическая польза философской литературы всегда проблематична, я этим случаем очень горжусь.

Дружба

Первое чувство, к которому восприимчив заботливо воспитанный юноша, это не любовь, а дружба.

Жан Жак Руссо

С проблемами личности тесно связан другой мой любимый глобальный сюжет – дружба. Сейчас эта тема в мировом научном мире очень популярна, но в начале 1970-х годов ее мало кто принимал всерьез, она казалась частной, пригодной скорее для назидательных сочинений, чем для науки.