Этот короткий разговор бесконечным эхом вертелся в памяти, растравляя старые раны. Отвернувшись от окна, Пати уткнулась лицом в ладони. “Нет, Том. Я не выйду за тебя замуж. Никогда! НИКОГДА! Я уже любила человека, который не любил меня, и знаю, как это больно – узнать правду. Второй раз я этого не вынесу. Поэтому я не выйду за тебя замуж. Прости, если сделала тебе больно, но так будет лучше. И для меня. И для тебя, хотя, быть может, сейчас ты этого не понимаешь и считаешь меня жестокосердной”. Медленно, словно нехотя, она отняла руки от лица и, выдвинув ящик стола, вытащила старую толстую тетрадь в черной кожаной обложке. С минуту она просто смотрела на нее. Ее глаза были сухи, лицо бледно, а губы сурово поджаты. – Я люблю тебя, Кенди, – прошептала тишина голосом умирающего Стира. – Я люблю тебя, Кенди, – только на этот раз это был голос Тома. Тома, которого сбросила лошадь. Тома, мечущегося в бреду в доме доктора Харриса, когда Пати ухаживала за ним.
“Одно и то же. Все одно и то же. Замкнутый круг. Беги-не беги, выхода все равно нет. Господи, сколько же я могу наступать на одни и те же грабли?!! Почему каждый раз, стоит моему сердцу открыться кому-нибудь навстречу, как ты неумолимо ставишь на моем пути Кенди?!! Почему?!! Разве это справедливо? Чем я заслужила эту боль? Чем?!! ЗА ЧТО?!! Впрочем, к чему эти вопросы. Ты ведь все равно не ответишь. Все есть так, как есть, не правда ли? Что ж… Ты прав, Господи. Вместе того, чтобы попусту роптать, займемся тем, что действительно важно”.
Тряхнув головой, она торопливо сунула дневник на место и задвинула ящик, после чего, сев за стол, взяла бумагу и перо. Первые ровные строки легли на белоснежный лист: “Майами, Уэнстон-сквер, 16. Здравствуйте, папа и мама. Знаю, что давно не писала…”
====== Часть 32. Леди Макбет ======
Февраль 1919 года. Нью-Йорк.
Поздний вечер.