6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

- Не говори мне о Кенди! – резко перебил ее Терри и, закрыв глаза, помолчал минуту. Когда он продолжил, его голос был снова тих, спокоен и холоден. – Я не хочу говорить о Кенди, мама. Кенди потеряна для меня навсегда. Пойми, как понял это я. И мне давно пора было смириться с этим, а не мечтать о глупостях, теребя воспоминания и растравливая раны. Я ушел на фронт в надежде, что что-нибудь изменится, но ничего не изменилось. Кенди осталась в прошлом. Я любил ее, люблю и, видимо, буду любить всегда, хотя с этого мгновения, клянусь, я сделаю все, чтобы забыть ее. Пора с этим покончить. В жизни есть и другие вещи, помимо любви, не менее важные и прекрасные. А эта любовь никого из нас не делает счастливым, так нужна ли она? Или пора оставить ее там, где ей место – в воспоминаниях – и идти дальше? Я все решил, мама, и я не изменю своего решения. Завтра я сделаю предложение Сюзанне и, если она согласиться, женюсь на ней и постараюсь сделать ее счастливой. Полагаю, будет справедливо, если хоть кто-то из нас троих получит то, что хочет, и будет счастлив. В конце концов, Сюзанна тоже долго ждала этого. Слишком долго, чтобы я мог теперь вот так просто отказать ей и исчезнуть из ее жизни. Она – прекрасная девушка. Мой отказ убьет ее. Кроме того, быть может, это позволит мне забыть Кенди навсегда.

Элеонора обреченно покачала головой. На ее лице были написаны сомнение и отчаяние, а в глазах стояли слезы.

- Бедный мой сын. Неужели ты думаешь, что от любви так легко избавиться? Думаешь, что можно отказаться от своей жизни, от самого себя и сделать кого-то счастливым? Нет. Терри, если не понимаешь, просто поверь мне: то, что ты придумал, никого из вас не сделает счастливым. Будут только разочарование и горечь, а в итоге вы станете еще более несчастными, чем сейчас.

- Мама, прошу тебя! – в голосе Терри прозвучали раздражение и усталость. – Я не изменю своего решения. Ситуация и так слишком затянулась. Пора делать выбор. И я его сделал. Сделал два года назад, но никак не мог решиться принять. Положение, в котором мы все оказались – это последствия моего выбора, мама. Моего. Не Сюзанны. Не Кенди. Моего. Значит, мне и решать. Я не могу быть рядом с Кенди, но я могу быть рядом с Сюзанной. Она так радуется каждому моему появлению. Она любит меня. Я могу сделать ее счастливой. По крайней мере, я готов сделать для этого все возможное. И невозможное тоже. Ты сама говорила, что сделать кого-то счастливым – это очень много. Разве не так?

- Да, это так, – согласилась мать. – Но вся загвоздка в том, что ты не сделаешь ее счастливой, Терри, а значит твоя жертва, этот прекрасный благородный жест, напрасна. Для того, чтобы сделать кого-то счастливым, нужно беззаветно любить этого человека. А ты ее не любишь. Не любишь! Не любишь!!! Это очевидно для всех, кто тебя хоть немного знает. Скоро это поймет и Сюзанна, если еще не поняла (в чем я, кстати, сомневаюсь). И что будет тогда, ты подумал? Очевидно, нет. Ты строишь воздушные замки, Терри. Замки на песке! И, как все иллюзии, они рухнут от малейшего дуновения реальной жизни.

- Мама, я все решил!

- Хорошо! – Элеонора закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, – Хорошо, – уже спокойнее повторила она. – Не будем спорить. Как я уже говорила, я поддержу любое твое решение. Даже если вижу, что оно ошибочное. Ты хотел мне сказать лишь это?

- Да. Помолвка состоится завтра после репетиции. Мне бы хотелось, чтобы ты при этом присутствовала. Ты ведь единственный близкий человек для меня.

- Разумеется, я приду! Неужели ты думал, что я пропущу подобное мероприятие?

- Спасибо, мама. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

- Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Будешь еще чай?

- Да, спасибо.

Элеонора принялась наполнять пустые чашки горячим ароматным напитком, размышляя об услышанном. Было очевидно, что ее сын очень несчастен, что его выбор продиктован долгом, а не сердцем. Но что она могла поделать? Слишком поздно. Слишком много шансов упущено. Слишком туго завязалась петля благодарности на шее ее сына. Ее возражения и уговоры лишь причинили бы ему еще большую боль, но вряд ли что-то изменили. Слишком поздно. Чашки были наполнены. Она поставила одну перед собой, а вторую пододвинула Терри.

Хрупкое равновесие превыше всего.

На следующий день…

Репетиция закончилась. По мере приближения даты новой премьеры режиссер все больше входил в раж, старательно шлифуя и без того почти безупречное мастерство актеров.

“Почти. Черт побери, в том то и дело, что почти” – думал Шарль, стягивая с плеч театральный камзол.

Устало плюхнувшись на стул, он посмотрел на Терри. Они работали как проклятые целый день, не считая двух или трех небольших перерывов, в общей сложности занявших не более часа.

“Черт, как же я устал. А вот Терри, похоже, ничуть”.