“Черт тебя побери, как ты мог вот так поступить со мной?!! Свести с ума, подарить одну безумную ночь, а наутро уйти, не сказав ни слова. Словно… Словно я… Я… Словно я – падшая женщина! Это несправедливо! Несправедливо, слышишь?!! Как ты смеешь жалеть о том, что произошло между нами? Как ты можешь сожалеть об этом… чуде? Ну и пусть!!! Ну и жалей!!! А я не жалею! И никогда не пожалею!!! Это было прекрасно! Чудесно! Восхитительно! Потрясающе! И я никогда не буду жалеть о том, что это произошло! И мне все равно, что ты, Арчибальд О’Коннел, думаешь о этом и что ты скажешь Кенди. Я не жалею. А ты, давай, жалей, раскаивайся, страдай, стыдись… Но что бы ты ни делал, как бы ты ни переживал – ты ничего не можешь изменить! И ты всегда будешь помнить главное: этой ночью ты был со мной, слышишь? Со мной! Я это знаю. Пусть ты любишь Кенди, но этой ночью ты был не с ней, а со мной! И ты хотел этого. Можешь лгать себе и окружающим сколько угодно, но я точно и совершенно уверена – ты хотел этого. Этой ночью ты хотел меня и принадлежал мне, как и я тебе. Ты был моим, Арчи. Пусть всего лишь на одну ночь, но ты был моим. Только моим. Эта ночь – твой лучший подарок, Арчи, за все то время, что мы знакомы. И мой лучший День рождения. И я не жалею. Не жалею! Не жалею!!! И если бы ты не был таким трусом, Арчи О’Коннел, то ты бы тоже признал, что не жалеешь о том, что произошло. Но ты предпочел сбежать. Что ж… Так тому и быть! Беги, Арчи! Беги от меня. Беги прочь так быстро, как только можешь. И не возвращайся. Никогда не возвращайся! Мне не нужны твои отведенные глаза и сбивчивые извинения! Мне не нужны твой стыд и твое раскаяние! Оставь их для Кенди и остальных. Но мне они не нужны! Я ни о чем не жалею! И не хочу видеть твои сожаления. Я не хочу знать о них. Я не хочу тебя видеть, Арчи. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Возвращайся к Кенди. Теперь ты принадлежишь ей. Полностью. Навсегда. Я от тебя отказываюсь. Прощай, Арчи!”
Резко поднявшись, Анни быстро прибрала постель и, одевшись, долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы. Густые черные пряди послушно струились меж пальцев, отливая шелковым блеском. Покончив с расчесыванием, Анни быстро заплела косу и, обернув вокруг головы наподобие короны, скрепила ее шпильками-невидимками. А затем долго смотрела на свое отражение в зеркале. Не мигая. В упор. Словно судья. Но из-за серебряной грани ей отвечал такой же непримиримый, осуждающий взгляд.
“Поди ты к дьяволу, Арчибальд О’Коннел!”
Швырнув ни в чем не повинную расческу на столик, Анни поднялась и решительно вышла из комнаты. Несмотря на то, что было еще довольно рано, в гостиной она обнаружила Жермен. Уютно устроившись в кресле за столом, мадам Бурже неторопливо потягивала чай, изящно придерживая невесомую фарфоровую чашечку двумя пальцами.
- Доброе утро, сhe`re, – приветливо улыбнулась она, заметив Анни. – Что вас заставило подняться в такую рань? Если я правильно помню – у вас сегодня выходной.
- О, да, – решительно подтвердила Анни. – И я намерена им воспользоваться в полной мере.
Пожалуй, ее слова прозвучали чересчур решительно. Словно зов трубы, призывающий войска к бою. Обманчиво-сонные глаза француженки обожгли собеседницу внимательным, пристальным взглядом и тут же утонули в пушистой темноте опущенных ресниц, а уголки губ чуть дрогнули в насмешливо-понимающей улыбке.
- Ну, что ж, – пропела Жермен тем особым бархатным голосом, которым женщины веками поверяют друг другу самые сердечные тайны. – Раз уж вы так рано встали, mon сhe`re, то, быть может, не откажетесь составить мне компанию за завтраком? Я заварила превосходный чай.
- Спасибо, Жермен, – ничего не заметившая Анни подошла к столу и опустилась на соседний стул.
Мадам Бурже не спеша наполнила чашку и поставила перед ней.
- Хорошо спалось? – мягко поинтересовалась француженка.
Анни заметно вздрогнула, но тут же, спохватившись, взяла себя в руки и внимательно посмотрела на собеседницу. Но на лице мадам красовалось прежнее сонно-безмятежное выражение, и охватившие ее подозрения моментально показались Анни смешными и безосновательными.
-Д-да… Вполне, – запнувшись, пробормотала она явно виноватым голосом и почувствовала себя совсем глупо.