6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

Арчи расслабился в надежде унять эту надсадную, мешающую думать боль и попытался сосредоточиться.

“Я был с Анни. В этом не может быть никаких сомнений! Мы отправились в небольшой уютный ресторанчик. Да, это я помню. Уилкинс посоветовал. И при этом многозначительно ухмыльнулся, мерзавец! И почему я не съездил ему по физиономии? А ведь хотелось. Так хотелось, что кулаки чесались! Глядишь, съездил бы ему – и Кенди посмотрела бы на меня иначе. Ей ведь нравятся хулиганы и дебоширы, вроде Терруза Грандчестера. Так чем я хуже? Кенди-Кенди… Стоп! КЕНДИ! Да! В ресторане мы говорили о ней. И еще много о чем. Анни хотела знать, что произошло дома за время, прошедшее с нашей последней встречи. Я ей рассказывал. А потом…. Потом мы пили. Да, кажется, так оно и было. Пили за возвращение Кенди, за ее, Анни, День рождения, за ее родителей, за… Много за что. А потом уже пили просто. Без повода. Просто болтали ни о чем и пили. М-да… Вот уж действительно на смех курам. Нашлись пьяницы! А я и не знал, что Анни может вот так… пить. Пить просто так. Без причин, без поводов, без тостов... И ведь даже не морщилась. Как будто всегда пила вино. Действительно, сюрприз. Впрочем, стоит ли удивляться. Анни очень изменилась с тех пор, как уехала из Чикаго. Очень. Теперь она совсем другой человек. Это раньше она была благовоспитанной тихоней, которая и взглянуть-то боялась лишний раз, а уж сделать хоть шаг без разрешения родителей – ни за что! А теперь она живет в этом городе совсем одна, работает и все решает сама. А ведь у нее-то и друзей нет. А, впрочем, с чего я взял, что у нее нет друзей? То, что она не говорит о них, вовсе не означает, что их нет. Быть может, она просто не хочет, чтобы я о них знал. Или не считает нужным. Да, Анни теперь совсем другой человек. И у нее другая жизнь. Своя. И мне в этой жизни больше нет места”.

Боль отпустила. Мысли сонно ползли одна за другой. Арчи совсем уже было задремал, когда неожиданно пришедшая идея буквально вытолкнула его в реальность.

“А что было потом?”

Этот короткий вопрос занозой засел в мозгу, будоража и не давая погрузиться в благодатное сновидение. Нет, он все помнил. До того момента, как они пришли с Анни в ресторан, и он рассказал ей все новости. Но вот что было после? В мозгу то и дело всплывали какие-то странные картины, обрывки воспоминаний… Словно древние, пожелтевшие и потрескавшиеся от времени фотографии. Но они казались неправдоподобными и чужими. Последнее четкое воспоминание было о том, как они шли по улице. Улица была темной и безлюдной. И лишь кое-где желтые солнца фонарей разгоняли тьму. Анни странно пошатывалась и почему-то смеялась. Странно смеялась. Не переставая, заливисто, отчаянно. Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде она так смеялась. Но почему-то казалось, что стоит ей хоть на секунду перестать смеяться – и она расплачется. Так же отчаянно. Навзрыд. До потери дыхания. Но Анни все смеялась, смеялась, смеялась. Ее глаза блестели, словно агаты, а в их темной глубине бесенята танцевали со звездами. Ветер растрепал ее волосы, и впервые на его памяти эти всегда тщательно расчесанные и уложенные черные пряди вились по плечам. Да, это последнее, что он помнил более-менее четко. Темные глаза с пляшущими в них звездами-чертиками и рассыпавшиеся по плечам, пахнущие ветром и ночью волосы… И смех. Странный плач-смех.

“И что потом? А, впрочем, что там могло быть потом? Скорее всего, я проводил ее домой. Ну, разумеется, раз мы вдвоем шли по улице, да еще и так поздно! Разумеется, я проводил ее до дома. Я просто не мог поступить иначе! Не мог же я оставить ее в одиночестве? Нет, конечно, нет. Значит, я проводил ее домой, а затем добрался до первого подвернувшегося отеля и сейчас нахожусь там. Судя по обстановке, отель не слишком дорогой. Впрочем, это к лучшему. А обстановка вполне ничего. Уютная. Хм-м… Да, скорее всего, так оно и есть. Так что все встало на свои места, все просто и понятно. Непонятно только одно: какого черта я проснулся в такую рань и какого черта лежу здесь и думаю всякие глупости вместо того, чтобы снова заснуть?!!”

Придя к этому логичному выводу, Арчи решительно перевернулся на другой бок и…

С минуту он тупо смотрел в дышащее покоем и негой лицо спящей Анни. Она была прекрасна. Так прекрасна, что дух захватывало. Темные волосы пушистым облаком окутывали точеные плечи и волнами струились по покрывалу. Левая рука, согнутая в локте, покоилась на подушке, а тонкие пальцы притулились у самой щеки. Полные, красиво очерченные губы чуть припухли ото сна и обрели какое-то провокационное невинно-капризное выражение. Длинные ресницы спали на щеках, а предрассветная мгла сделала их еще длиннее. Белоснежная кожа отливала перламутром и словно умоляла коснуться ее. Анни спала. Тихо, мирно. Тем глубоким, сладким и самым желанным сном, которым могут спать лишь люди с чистой совестью.

“Так вот с чего меня подбросило в такую рань”, – подводя итог своим раздумьям и созерцанию, обреченно подумал Арчи.