Оскару, так же, как и молодому Гете, казалось, что «выживает только выдающееся», неважно, хорошее оно или плохое. Поэтому Оскар искал выдающееся, и, вполне естественно, довольно часто впадал в экстравагантность. Но как бодрило это в Лондоне, где весь день капали мелким дождиком мерзкие банальности - как бодрили блестящие парадоксы.
Гете недолго держался за этот компромисс неверия: убийца может прославиться так же, как и жертва, но память о нем не сохранится. «Всё в этом мире быстро проходит, - сказал Гете. - Я предпочитаю заниматься тем, что остается надолго». В середине жизни Гете принял моральный императив Канта и переформулировал свое кредо: «Человек должен принять решение жить для Добра, Красоты и Всеобщего Блага».
Мысль Оскара столь далеко не зашла, трансцедентальное не было его сферой.
Иногда я жалел, что Оскар не выучил немецкий столь же хорошо, как французский: Гете мог бы принести ему больше пользы, чем Бодлер или Бальзак, поскольку, несмотря на всю свою немецкую тяжеловесность, Гете - самый лучший проводник по тайнам жизни, явившийся в современном мире. Оскар Уайльд остановился там, где началась религия Гете, он был намного более ярко выраженным индивидуалистом и язычником, чем великий немец, он жил ради красивого и выдающегося, а не ради Добра, и еще менее - ради Всеобщего Блага. Оскар не признавал никаких моральных обязательств, идеал всеобщего блага "in commune bonis" был для него пустым звуком, его не волновало всобщее благо, он поставил себя над толпой со свойственной англичанину экстравагантной отрешенностью и агрессивной гордостью. Политика, социальные проблемы, религия - всё это интересовало его лишь как тема для искусства, даже сама жизнь была лишь материалом для искусства. Оскар придерживался точки зрения, которую Гете отверг еще в молодости.
Эта точка зрения поражала в Англии и во всех других странах новизной односторонности. Но ее страстная преувеличенность бодрила, и, конечно, в ее защиту есть что сказать. Художественный взгляд на жизнь часто превосходит обычные религиозные взгляды, по крайней мере, он не предусматривает осуждение и изгнание, он - более умеренный, более католический, это - более утонченное восприятие.
- Художественный взгляд на жизнь - единственно возможный, - часто говаривал Оскар, - и его следует применять ко всему, более всего - к морали и религии. Кавалеры и пуритане интересны своими костюмами, а не убеждениями...
Всеобщего правила здоровой жизни не существует: всё это - лично, индивидуально...Я требую лишь той свободы, которую добровольно предоставляю другим. Никто ведь не осуждает других за то, что те предпочитают зелень золоту. Зачем подвергать какие-то взгляды остракизму? Мы не можем контролировать то, что нравится или не нравится другим. Я хочу выбирать пищу, которая подходит моему «телу» и моей «душе».
Я почти слышу, как он произносит эти слова со своей очаровательной веселой улыбкой, с прелестной вспышкой осуждения, словно намереваясь высмеять свое собственное утверждение.
Но вовсе не взгляды Оскара на искусство позволили ему попасть в аристократические круги Лондона, а его презрение к социальным реформам, или, скорее, его полнейшее равнодушие к этим реформам, его английская любовь к неравенству. Республиканство, которое Оскар воспевал в ранних стихотворениях, не было у него даже поверхностным. Его политические убеждения и предрассудки были предрассудками английского правящего класса, он был за индивидуальную свободу, или за анархию под защитой полисменов.
- Бедняки - бедные создания, - вот каким было истинное убеждение Оскара. - Они должны выполнять лишь черную работу. Бедняки - всего лишь питательная почва, на которой, словно цветы, вырастают художники и гении. Их функция - рождать гениев и питать их. У них нет другого смысла жизни, "raison d'etre". Если бы люди были столь же умными, как пчелы, всех одаренных личностей поддерживало бы сообщество, как пчелы поддерживают свою королеву. Нас бы первых содержало государство - ведь Сократ заявлял, что его должны содержать в зале для почетных граждан за счет общества.
Фрэнк, не говори мне о трудностях бедняков. Трудности бедняков - необходимое условие. Поговори со мной лучше о трудностях гениев, и я умоюсь кровавыми слезами. Ни одна в жизни книга не повлияла на меня столь сильно, как книга о несчастьях героя Бальзака, поэта Люсьена де Рюбампре.