6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

Я последовал за нею, и меня официально представили Уайльду. Он медленно пожал мне руку, мне это не понравилось: руки у него были дряблые и жирные, кожа казалась грязной и желтой от желчи. На пальце у него было кольцо с огромным скарабеем. Одет он был скорее вызывающе, чем хорошо: одежда слишком сильно его облегала, он был слишком тучен. Была у него одна хитрость, которую я заметил уже тогда, и которую он со временем развил - он поддерживал подбородок правой рукой во время разговора, у него уже тогда был двойной обвисший подбородок. Его внешний вид внушал мне отвращение. Я подчеркиваю это физическое отвращение, потому что, думаю, большинство людей его испытали, но обаяние этого человека было столь велико, что ему удавалось очень быстро изменить это первое впечатление. Не помню, о чем мы разговаривали, но я почти сразу заметил, что его серые глаза - очень выразительны, его взгляд был полон живости, смеха, симпатии, был всегда прекрасен. Резко очерченный рот с тяжелыми точеными губами пурпурного оттенка тоже был по-своему привлекателен и значителен, несмотря на черный передний зуб, который шокировал, когда Оскар смеялся. Он был выше шести футов ростом, широкоплечий - , выглядел, как римский император времен упадка.

У нас возник взаимный интерес друг к другу, интерес любопытства, потому что, помню, он почти сразу отвел меня в дальнюю гостиную, где можно было поговорить в уединении. Примерно через полчаса я пригласил его пообедать завтра в «Кафе-Рояль», лучшем ресторане Лондона.

В то время Оскар был выдающимся мастером беседы, самым блестящим из всех, кого я слышал в Англии, но в дальнейшем его мастерство достигло еще более блестящих высот. Его беседа вскоре заставила меня забыть об отталкивающих особенностях его внешности: действительно, вскоре я совсем перестал их замечать, и не понимал, как они могли столь сильно меня впечатлить при первом знакомстве. Этот человек был столь необычайно оживлен и добродушен, столь очаровательно весел, блистал столь острым умом. Его энтузиазм тоже был заразителен. Он интересовался всеми интеллектуальными вопросами, особенно - если они были как-то связаны с искусством или литературой. Когда Оскар говорил, его лицо светилось, и вы видели лишь его глаза, в которых отражалась душа, слышали только его музыкальный тенор. Оскар поистине был, как говорят французы, «шармёром».

Через десять минут я признался себе, что Оскар мне понравился, его речь стала очень оживленной. Он мог сказать что-то неожиданное почти на любую тему. Разум Оскара был могуч и гибок, он с удовольствием его использовал. Кроме того, Оскар был начитан, читал на нескольких языках, особенно - на французском, и его превосходная память служила ему добрую службу. Даже когда Оскар просто цитировал сказанное великими писателями, он придавал этим словам новый оттенок. И присущий ему юмор уже начал озарять каждую тему яркими вспышками.

Кажется, во время нашего первого ланча Оскар рассказал мне, что Харпер попросил его написать книгу на сто тысяч слов и предложил за нее крупную сумму, кажется, пять тысяч долларов авансом. Оскар серьезно написал издателю, что в английском языке нет ста тысяч слов, поэтому он не может взяться за эту работу, и весело смеялся, как ребенок, над своей удачной отповедью.

- Письма издателя и свой ответ я послал в газеты, - добавил Оскар и снова рассмеялся, внимательно меня изучая: насколько я понял его потребность в саморекламе?

Примерно тогда экспромт Оскара заставил весь город смеяться. За одним из обедов дамы сидели за столом слишком долго, а Оскару захотелось курить. Вдруг хозяйка дома указала ему на лампу, абажур которой начал тлеть:

- Мистер Уайльд, снимите, пожалуйста, абажур, он дымит.

Оскар выполнил ее просьбу, отметив:

- Счастливая лампа!

Эта очаровательная дерзость имела огромный успех.

На заре нашей дружбы мне следовало бы понять, что его любовь к необычному, его парадоксы и афоризмы были для него естественны, проистекали непосредственно из его вкусов и темперамента. Наверное, нужно определить для себя раз и навсегда жизненные установки Оскара более подробно и развернуто, чем я это делал прежде.

Многие думают, что у Оскара Уайльда не было четких и связных представлений о жизни, никаких убеждений, никакая вера не направляла его шаги бродяги. Но такое мнение - несправедливость по отношению к Оскару. У него была своя собственная философия, и он на удивление последовательно придерживался ее много лет. Его жизненные установки проще всего понять, если поставить его рядом с Гете. Оскар придерживался художественного взгляда на жизнь, который первым провозгласил Гете, а в юности даже и переоценивал с удивительным упорством. «Красота - это больше, чем добро, - утверждал Гете, - поскольку красота содержит в себе добро».