6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

Я заметил, что взгляд дамы скользнул на Вилли, стоявшего с другой стороны рядом с матерью. Он разговаривал с высокой симпатичной девушкой. Подругу Вилли, кажется, удивил лирический всплеск эмоций зеленой старой девы, она едва заметно улыбнулась и спросила с легким американским акцентом:

- Сперанца - это леди Уайльд?

Леди Уайльд сообщила присутствующим со всей внушительностью, на которую была способна, что Оскара сегодня она в гости не ждет:

- Он так занят своими новыми стихами, знаете ли. Говорят, такой сенсации не бывало со времен Байрона. Уже все говорят о его стихах.

- Да, так и есть, - вздохнула зеленая лилия. - Дорогая Сперанца, помните, что он сказал о «Сфинксе», которого нам читал? Он сказал, что написанное стихотворение будет отличаться от напечатанного так, как глиняная модель скульптора отличается от мраморной статуи. Изысканно, не так ли?

- Невероятно точно сказано! - фальцетом воскликнул какой-то мужчина, присоединяясь к кружку. - Сам Леонардо мог бы подписаться под этими словами.

Вся эта сцена показалась мне аффектированной и характерной для среднего класса, кроме того - неопрятной, с каким-то не типичным для Англии оттенком инертности. Эстетические наряды были экстравагантны, энтузиазм - взвинчен и преувеличен. Я с радостью незаметно ушел.

Во время этого или другого визита к леди Уайльд я услышал о еще одном стихотворении Оскара - «Дом блудницы», говорили, что это стихотворение Оскар написал в Париже. Стихотворение было напечатано на серой бумаге и само по себе являлось банальностью, но вызвало удивительный переполох. Время и реклама работали на него. Академические лекции и подражательные стихи сделали это стихотворение широко известным, и благодаря маленькой группке исполненных энтузиазма почитателей, о которых я рассказал выше, его слава, вместо того, чтобы сойти на нет, росла, словно джинн, выпущенный из бутылки.

Клакеры были полны решимости отыскать что-то чудесное во всем, что делал Уайльд, и название «Дом блудницы», шокировавшее мещан, предоставило им возможность, которую они использовали на полную катушку. Все только и спрашивали: «Вы читали новое стихотворение Оскара?. Затем цитировали последнее четверостишие: «Божественно, не так ли?».

«Как дева робкая, заря,

Росой сандалии сребря

Вдоль улиц крадется пустых».

 

Несмотря на все эти непомерные восхваления, ранние стихи Оскара Уайльда, так же, как и его пьесы, не имели ценности. Немногие оставшиеся в Англии люди, поистине ценившие творения духа, были этими произведениями разочарованы, не могли отыскать в них ту гениальность, которая столь громогласно и высокомерно восхвалялась.

Но если ранние произведения Оскара Уйльда были неудачны, в беседах он был более успешен, чем когда-либо. Как и прежде, он старался блеснуть при каждом удобном случае, и иногда в результате терпел крах, но его неудачи на этом поприще были малочисленны и, в основном, относительны: постоянная практика развила его удивительный врожденный талант. Примерно тогда он начал развивать в разговорах юмористическую жилку, что позволило ему в дальнейшем стать выдающимся мастером экспромтов.

Благодаря искусству беседы его приглашали на множество обедов и ужинов, он был представлен в лучших домах Лондона, но это не приносило ему денег. Зарабатывал он очень мало, каждую неделю ему нужны были деньги, довольно крупные суммы.

Оскар Уайльд был экстравагантен практически во всём. Он хотел хорошо питаться, хорошо одеваться, пить хорошее вино и раздавать чаевые. Он хотел покупать первые издания поэтических сборников, любил старинную мебель и серебро, изысканную живопись, восточные ковры и бронзу эпохи Ренессанса. В общем, у него были желания художника, поэта и «вивёра». Он постоянно отчаянно нуждался в деньгах, и без раздумий брал пятьдесят фунтов у любого, кто был готов ему их одолжить. Оскар познал на практике старого стихотворения:

«Это - прекрасный мир для жизни,

  Для того, чтобы одалживать, тратить и отдавать,

Но чтобы клянчить, просить в долг или самому заработать -

  Наихудший из всех известных миров»

Его жизненные трудности постоянно росли. Он презирал хлеб с маслом, говорил только о икре и шампанском, но без хлеба голод неизбежен . Победа больше не казалась несомненной. Было возможно, даже стало вероятным, что прекрасный корабль его славы разобьется о скалы бедности.