Рейвен кивает: — Или работать в проекте дальше. Но добровольно заперев себя внутри Третьей Лаборатории. И я осталась.
Арт, цокнув, качает головой: — Чокнутая…
— Влюбленная, — саркастично исправляет Джесс.
Лицо Рейвен кривится, когда она поворачивается на звук его голоса. А я неожиданно чувствую к девушке жалость. Она не хотела забывать тех, кто стал ей дорог. Не хотела забывать Хейза. А Торн не мог ей ни в чем помочь. А может, не захотел. Одно я знаю точно — его слово никогда не встало бы против решения отца.
Ник усмехается, принимаясь барабанить пальцами по колену. — И тогда наш доблестный доктор Хейз решил немного помочь своей любимой воспитаннице, собрав страховочный багаж, чтобы старика Максфилда было чем шантажировать. Вот откуда на диске сведения о проекте. Я прав? — Судя по голосу, его терпение начало стираться, как наждачная бумага. — Это риторический вопрос, можешь не отвечать. И тогда вам понадобился тот, кто провернет всю заварушку и вытащит тебя из Коракса так, словно это и не твоя идея вовсе, а заодно сам подставится под удар. И вы нашли меня.
Рей тяжело вдыхает: — Это должен был сделать Тайлер. Взамен я обучала его Фантому. У нас был уговор, но…
— …он погиб не вовремя? — подсказывает Ник. — И тогда ты решила, какая, в целом, разница? Я или он.
Джесс, щёлкнув затвором, убирает оружие за пояс.
— Ты в одном ошибаешься, — сурово добавляет он. — Хейз не дурак и уж точно знал, что тебя невозможно уговорить или заставить. Нужно было, чтобы ты поверил в то, что побег — твоя идея, в таком случае сделал бы все необходимое и без подсказок.
Всего пара секунд требуется Нику, чтобы понять значение слов брата. Ник стал расходным материалом, и вряд ли для него найдется большее оскорбление, чем признать, что в игре, которую он все это время вел, на самом деле был не королем, а чьей-то пешкой.
— Поздравляю брат, ты отыграл точно по нотам.
Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Всё, начиная с первой встречи в лаборатории и заканчивая отчаянным желанием Рей вернуть Нику его способности, оказалось продиктованным личными мотивами девушки.
Джесс продолжает:
— Но ты решила переиграть и своего доктора, избавившись от Коракса под корень. Опять чужими руками. И когда Ник отказался, просто подставила нас, сдав людям своего отца на вокзале.
— Я этого не делала. Не предавала вас.
Взгляд, который Ник мимолетно на нее бросает, способен напугать до чертиков. Его самолюбие задето сильнее, чем он это демонстрирует, и я точно знаю — такие, как Николас Лавант, не прощают предательства. А такие, как Рейвен Торн, никогда не опустятся до того, чтобы просить прощения.
— Убирайся, — приказывает Ник, вставая с места. На его лице снова застывает каменное выражение. Любые проблески неуверенности, которые на минуту проскальзывают в его глазах, тут же тают. — Сегодня на дороге лучше не мелькать, а завтра на рассвете тебя здесь быть не должно. Я выполнил свою часть договора. Ты свободна, — бросает он напоследок, а потом покидает комнату.
Я присаживаюсь в кресло, прижимая локоть в ноющему боку. Теперь боль пульсирует, резкими толчками отдаваясь в мышцах.
— Вы в очередной раз использовали его, — качаю я головой.
— Это у них семейное, — вдруг произносит Шон, и эти слова так неожиданны, что в его сторону устремляются взгляды всей команды. — Разве не то же самое ты сделала со мной? — обращается он к Рейвен, а потом разворачивается и без лишних слов уходит.
— Шон, стой, — кидается девушка за ним и успевает схватить за локоть. — Да, я молчала про наш план с Хейзом. Но я не сдавала вас людям Коракса. Дай мне объяснить.
Произнесенные Ридом слова словно заставили сдетонировать спрятанную в душе мину. Больше недели Рей осторожно обходила ее, делая вид, что поле чисто, такие, как она, за спиной ножей не прячут, давних обид не держат, ведь разве может задеть что-то девушку, которой никто не нужен, и вдруг сорвалась.
Их взгляды пересекаются. Впервые испуганный Рейвен и разочарованный Шона.
— Не унижайся, — тихо говорит он. — Такие, как ты, не оправдываются.
Он не хлопает дверью. Шон никогда не выносил притворной театральности. Просто уходит, оставив девушку в одиночестве на пороге дома, в котором ей больше не рады.
Опустившись на диван, я подношу к носу квадратный стакан и вдыхаю терпкий, немного древесный алкогольный запах. Но даже виски, заботливо оставленное на столике Артом, не может полностью стереть последствия прожитого: руки ещё дрожат. На ладонях и пальцах лишь царапины, но болят они жутко. Надо бы замотать их чем-нибудь. Чтобы искупаться и вымыть волосы, мне пришлось надеть резиновые перчатки, от чего раны только сильнее покраснели и воспалились.