48 минут, чтобы забыть. Фантом

И когда я готова грохнуться в обморок, Ник произносит:

— Порез не глубокий, края ровные. Быстро затянется.

Я открываю глаза.

— Значит, я не умру?

— Не сегодня точно. — Ник прикладывает к боку тампоны, которые заклеивает сверху полосками пластыря. А потом усмехается. — Если расценить по шкале от нуля до десяти, то твоя рана тянет на единицу, не больше.

— Что? — Я выглядываю сквозь пальцы, а потом и вовсе убираю от лица руки. — Ты видел сколько там было крови?

— Ладно, ладно, — защищаясь, отвечает он, разрывая зубами упаковку с бинтами, — на тройку. — Я кидаю на него гневный взгляд. — С половиной.

Заставляя себя расслабиться, я медленно выдыхаю. Все внутри горит и колет. Тело до сих пор бьет мелкой дрожью. Уже не ясно от чего: боли ли, холода или осознания факта, насколько близко в этот раз я находилась от смерти.

— Зачем ты туда полезла? — продолжая возиться с раной, ругается Ник. Придерживая прохладными пальцами кожу, аккуратно промокает кровь, чтобы наложить пластырную стяжку.

— Но обошлось же, — все еще не отойдя от шока, шепчу я.

Видимо, зря.

Закрепив последний отрезок липкой ленты, Ник поднимается на ноги, принимаясь собирать с пола раскиданную одежду.

— Ты должна была уходить, как я говорил! — его голос становится громче. В нем отчётливо звучит раздражение. — Не ты решаешь! Здесь я принимаю решения! За всех.

Теперь он на самом деле меня отчитывает.

— Я несу ответственность. Нельзя, чтобы каждый делал то, что ему вздумается, черт побери!

Он резко разворачивается, протягивая мне порванную кофту, а потом вдруг замирает, и только сейчас я понимаю, что беззвучно плачу. Не просто роняю одинокие слезы, рыдаю от ужаса и досады взахлеб.

«Я не смогла бы молча стоять в стороне. Я же обещала, что больше тебя не оставлю».

Сил на то, чтобы вытолкнуть из себя хоть слово, нет. Невысказанные фразы застревают в горле.

Не придумав ничего лучше, я встаю и подаюсь вперед, утыкаясь лбом в его плечо.

Ник замирает. А потом я чувствую прикосновение. Руки, бережно прижимающие к себе. И облегченный выдох.

— Ну что за глупое создание, — шепчет он. А потом съезжает спиной по лакированной деревянной стенке на пол, и я опускаюсь вместе с ним, все еще крепко цепляясь за черную рубашку.

Мокрые пряди волос холодят шею и голые плечи. Капли мягко стекают с их кончиков, оставляя на одежде Ника пятна. Он держит меня на коленях, словно маленького ребенка, позволяя выплакать всю боль у него на груди. Мне стыдно, что я оказалась слабой и от простой царапины подняла такую панику. Но он не упрекает меня. Молча стирает с лица слезы.

Его касания наполнены неловкостью, но даже этих мимолетных жестов хватает, чтобы боль начала утекать вместе с дождем, освобождая место для бьющейся в груди нежности. Так, что я неосознанно придвигаюсь ближе, вдыхая запах его кожи, подставляя щеку под ласкающую руку, словно кот, нашедший давно потерянного хозяина.

— Ну ты что, прекращай, морковь, — просит Ник. — Чем больше тебя жалеешь, тем сильнее ты заходишься слезами.

Я всхлипываю.

— Ну, морковка…

— Опять ты за свое, — шепчу я. — Чтоб ты знал, я ненавижу, просто терпеть не могу, когда ты называешь меня этими дурацкими прозвищами.

Ник застывает на секунду, словно громом пораженный. Не нужно поднимать глаза, чтобы понять, что написано на его лице в данную минуту. Растерянность, может, недоумение.

— Прости, — беспомощно произносит он и опускает руку. Кажется, будто даже плечи его поникают. — Я никогда не хотел обидеть, правда.

Сквозь мокрую пелену ресниц я смотрю на его ладонь, одиноко сжавшуюся в кулак. Вряд ли он сам догадывается о противоречивости собственного характера, ведь всё, о чем этого парня не попросишь, он делает намеренно наоборот. И как минимум оставлять его в неведение нечестно, поэтому я ласково сжимаю его пальцы и едва слышно отвечаю: — Я знаю. И мне это нравится. Просто боюсь, если признаюсь, ты перестанешь.

Я льну к нему осторожно, прислушиваясь к сдерживаемому дыханию. Ник наклоняется, касаясь кончиками губ моей щеки, и тихо шепчет: — Обещаю, что не перестану.

Глава 14. Убивают не пули

Арта находят без сознания спустя четверть часа в подвале депо. В себя он приходит уже в машине, что-то нечленораздельно мыча, и только когда убеждается, что все в порядке, наконец успокаивается, откидывает голову на сиденье и закрывает глаза.

— Спасибо тебе. Я вкладываю в это слово так много, как только могу, зная, что Кавано точно поймет каждый его подтекст, и сжимаю его тонкие пальцы.

— Остальные? — хрипло спрашивает он.

— Целы. Отдыхай.

Я отпускаю его руку, глядя сквозь затемненное стекло на корпус второй машины. Шон занимает место за рулем. Рейвен Ник запихивает назад, но вместо того, чтобы сесть рядом, охраняя, захлопывает за ней дверь. А потом уверенно шагает к нам.

— Поехали! — командует он и усаживается слева от меня на заднем сиденье. Машина Шона и Рейвен синхронно с нашей зажигает фары и трогается с места.