48 минут, чтобы забыть. Фантом

Сердце ухает вниз. А потом оглушает понимание. Словно запертая до этого дверь, наконец открывается, и изнутри начинают сыпаться ответы. Но сыпаться беспорядочно, каждой новой порцией только умножая череду вопросов. «Мужчина, что помог мне в лаборатории. Низкий рост. Черные волосы. А ведь они с Рейвен и правда похожи». Эта мысль давно крутилась в голове, но я не могла сложить одно и другое вместе.

— Самодовольный говнюк, — развалившись на диване, выкашливает Артур, держась за голову.

— Продолжай, — командует Ник.

Видно, как его тон задевает девушку. Она упрямо задирает подбородок, не признавая своего положения, но послушно выполняет приказ: — Мне было тринадцать, когда Вальтер, вернее, доктор Хейз, возглавил проект по изучению нейронных связей. До этого он работал врачом в госпитале при лаборатории. Именно тогда они с Максфилдом разработали программу для солдат, побывавших в горячих точках. Хотели найти способ избавить их от травмирующих воспоминаний. Я провела в больнице год. Хейз смог вылечить мои галлюцинации, но обнаружил в них новый источник для своей исследовательской работы. Тогда и появилось Эхо.

— Ближе к сути, — вмешивается Джесс. — Что там за чертовщина с памятью?

Рей усмехается.

— Как обычно, Лавант. Мимо сути глядишь. Как думаешь, что будет, если внезапно стереть человеку воспоминания? — обращается она внезапно ко мне.

Я оглядываюсь на остальных в поисках поддержки. — Как минимум для него это будет шоком. Ему захочется узнать, что произошло.

Рейвен изображает умиление, глядя на Джесса. — Видишь, даже принцесса мысль улавливает. Не то, что ты, идиот. — Она меняет позу и, закинув ногу на ногу, продолжает: — В этом и есть вся простота идеи Максфилда и одновременно её гениальность. Доверие — ненадежная штука. Есть миссии, о которых никто не должен знать. А полковник не привык на людей полагаться. Маскировка под Эхо была так себе планом, но оказалась неплохим прикрытием, ведь вороны Коракса изначально принимают правила игры. С первым погружением в Эхо им намеренно стирают память. А потом, через пару загрузок, их мозг становится похож на луковицу, которая сама не знает, сколько в ней слоев. Один провал в памяти накладывается на другой, его перекрывает третий, и спустя год жизнь между «сегодня» и тем, что записано в дневнике, становится нормой. Одним белым пятном больше, одним меньше…

— И полковник уже без Эхо может стирать из головы все, что ему заблагорассудится, — договаривает за нее Ник.

— Именно так, — поднимает брови Рейвен.

— Почему ты молчала? — уже без стеснения спрашиваю я.

Девушка пожимает плечами.

— А что изменилось бы? Твой командир все равно не собирается мне помогать.

— Ты знаешь мое мнение, — отрезает Ник.

Я бросаю взгляд, полный непонимания в его сторону, и он поясняет: — Чтобы продемонстрировать возможности Эхо на суде нужны минимум двое.

— Я обнародую эту информацию, с тобой или без. Много лет Максфилд дурачил министерство побочными эффектами от программы, на деле же за этим стояла лишь его жадность и амбиции. А еще десятки грязных махинаций в миллионы фунтов, о которых ни Гилмор, ни другие члены совета даже не догадываются.

Рей глядит на Шона, взывая о поддержке, словно умоляя встать на ее сторону. Рид произносит: — Но тогда твой отец отправится под трибунал следом за полковником.

— Значит, пусть будет так, — совершенно спокойно отвечает девушка.

— А Хейз?

— Он станет свободным.

— Уверена, что он этого хочет?

— Он хотел выкупить мне свободу, а я выбираю спасти его.

— От чего? — смеется Ник. — Его никто взаперти не держит. Открой глаза, если бы он хотел уйти, уже давно бы смылся.

— Тебе ли не знать, как «просто» избавиться от Коракса, — огрызается Рей.

— Но почему после окончания лечения ты просто не ушла? — не сдерживаюсь я. — А как же твой отец? Почему он тебе не помог?

Рей морщится.

— После того, как лечение закончилось, я собиралась. У Коракса на тот момент уже было мое имя, мое Эхо и проект Фантома, хоть и не работающий как следует, но всё же… Вот только Максфилд не хотел останавливать исследования. Однажды он пришел в мою комнату и присел рядом.

«Все нормально?» — спросил он и так по-отечески положил руку на мое плечо. Когда надо, сукин сын умеет изображать заботливого папашу. Я кивнула, потому что была искренне ему благодарна. Я знала: держать меня взаперти больше нет необходимости и уже начала даже вещи складывать. «Рейвен, — обратился он мягко. — Мы ведь помогли тебе, неужели ты не хочешь в ответ нам помочь?» Как я могла отказаться? Я ведь была обязана ему жизнью. И я согласилась. Сначала на шесть месяцев, затем программу продлили еще на три. А потом пролетел год.

«Разве я не вернула долг?» — изо дня в день думала я, пока не решилась наконец разорвать этот порочный круг. Дождавшись приезда полковника, я зашла в его кабинет, чтобы сказать, что уезжаю. В тот день он поставил мне то же условие, что и всем парням, хоть раз переступившим порог Коракса.

— Стереть воспоминания, — договаривает Ник.