400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

Сейчас многие говорят об особой исторической роли России в третьем тысячелетии. Как на это смотрит Церковь?

Я не люблю прогнозов и боюсь душевно прилепляться к разборам разных пророчеств о судьбах России, которые сейчас во множестве распространяются. Мне скорее ближе надежная русская пословица: «Готовишься помирать, сей рожь». Что бы там ни было, мы должны жить добро и по правде Божией. Даже если понятно, что какого-то видимого плода от нашего сеяния сегодня ждать не приходится, нужно помнить, что Господь заповедал нам нести проповедь Евангелия не только словами, но прежде всего самой жизнью. Вот мы и должны так жить, не задумываясь, что, где и когда будет. Только Господь знает сей день и час.

Опять же, не впадая в сакрализацию нынешних нулевых дат, мы прежде всего не должны забывать о том, что на протяжении всей тысячелетней истории Россия была православной страной и наш долг сделать в своей жизни все, чтобы она, хотя бы в какой-то мере, таковой и оставалась. И здесь нас в общественно-политической жизни ближайших лет подстерегают по крайней мере две очевидные крайности. С одной стороны — это опасность иллюзионистского отношения к десятилетиям советского режима и попыток придания ему некоего лакированного вида ради возврата минувшего в той или иной форме. Понятно, что чем жестче будет нынешняя жизнь, тем у все большего количества людей будут рождаться или возрождаться подобного рода иллюзии и надежды. С другой стороны, не менее неприемлемой видится попытка сделать из России либерально-буржуазное государство западноевропейского или американского толка. Мы иные. Мы этого не вместим определенно. И каков может быть путь между этой Сциллой и Харибдой, между нехристианским социализмом и нехристианским либеральным капитализмом, наверное, сейчас невозможно сказать. Но в любом случае нужно стремиться его отыскать. Вне этого срединного пути нас ждут тупики и коллапсы.

Как надлежит относиться к русской идее, духовному мессианству, избранничеству, особому пути России?

С одной стороны, не требует никаких доказательств, что нет народов избранных, то есть качественно иных, чем все остальные, и потому обладающих особым предназначением. И даже иудейский народ, названный в Ветхом Завете богоизбранным, справился со своим предназначением лишь отчасти. С другой стороны, существует очевидный исторический факт, что на протяжении большей части своей земной истории — неизвестно, в силу каких причин, — лишь несколько народов из всего человеческого рода находятся по преимуществу в ограде святой Православной Церкви. Это грекоговорящие народы, славянские народы, грузины, некоторая часть румын… Естественно, это никоим образом не говорит о том, что мы, русские, лучше, предположим, чем французы и т. д. Но несомненно и то, что по таинственному для нас Промыслу Божию тысячу лет назад именно славянам было суждено принять крещение и до сегодняшнего дня оставаться в ограде Православной Церкви. Отбросить этот факт и сказать, что он не имеет никакого значения, мы просто не имеем права, так как вся наша культура — и церковная, и нецерковная — так или иначе связана с православной традицией: либо восходит к ней, либо с ней борется. И именно в этом смысле она обладает для каждого сознательного христианина совершенно особенной значимостью по сравнению, скажем, с культурой народов Полинезии или Западной Африки. Изучать обряды аборигенов острова Фиджи или скульптуру эфиопов, безусловно, важно и нужно, но следует отдавать себе отчет в том, что с точки зрения христианского осмысления судеб мира эти культуры имеют вторичное значение.

Осознание особой первичной значимости собственной культуры очень часто приводит к идеологической нетерпимости, агрессивному морализаторству и даже диктату. Есть ли здесь опасность и для культуры христианской?