400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

Давно известно, что идеологический диктат всегда приводит к обратному результату по отношению к тому, во имя чего он осуществляется. И чем выше материя, которая используется если и не для агрессивного, то для настойчивого морализаторства, тем опаснее этот диктат. Кроме того, банальные, умильно-прекраснодушные, примитивно идеологизированные поделки на евангельские темы ничуть не менее духовно опасны, чем талантливые тексты Булгакова или скандально знаменитый фильм того же Скорсезе. Отвернуться от Церкви можно и прочитав нечто залакированное, сентиментально-благостное, искаженно-популяризаторское, через которое лик ее не виден точно так же, как и через откровенную хулу и клевету. Пойдя по такому пути, очень легко извратить пиетет и преклонение перед тем, что нам завещано, до горделивого осознания собственной к этому причастности, мол, это мне дано и я часть этого великого целого. И к этому, конечно, надо всякий раз очень трезво подходить, ведь ежели мы и часть, то только та, которая в самом низу лежит…

Многие с сожалением отмечают тенденцию достаточно негативного отношения Православной Церкви к демократам. Получается, что православные против свободы?

Свобода христианином понимается прежде всего как свобода от греха. Священное Писание говорит нам о том, что единственная подлинная свобода — это свобода внутренняя. Нередко люди, добивающиеся множественности внешних свобод, используют их для того, чтобы еще более безудержно предаться своим страстям — как грубо чувственным, так и душевно тонко оформленным. Не случайно в новоевропейской истории демократия возникла в целом как антицерковное движение. Но диссонанс между Православием и либеральной демократией исходит из разности самих основ этих мировоззрений. Библейское мировоззрение строится на иерархическом понимании мира, Церкви, структуры общества - в каждом коллективе есть начальствующий и отвечающий, в то время как либерал-демократы утверждают примат большинства, каково бы оно ни было, пусть даже страстное и греховное, в том числе и по отношению к личностным ценностям.

В современном мире человеку предлагается верить в гуманизм, социальную справедливость, гражданскую духовность, и многие, у кого еще осталась потребность иметь так называемые свободолюбивые идеалы, даже не подозревая, что за всеми этими общественными постулатами стоят сущностные подмены, начинают их исповедовать. Как этого избежать?

Тут можно сказать только одно: человек, который живет в Церкви, может этого избежать, а человек, который живет вне ее, все равно будет обречен на те или иные подмены. Когда в Священном Писании говорится о идолопоклонстве и кумиротворении, то будем помнить, что в разные времена они предстают в разных обличиях. И в этом смысле поклонение правам человека может быть ничуть не лучше, чем поклонение ведьмам или золотому тельцу.

Я думаю, что в некотором смысле понятие прав человека и гражданских свобод является чем-то внешним по отношению к православному мировоззрению и вере церковного человека. Есть гражданские права или их нет - по сути, это не влияет на существо веры. В истории не раз бывало, что именно те эпохи, когда гражданские права были значительно ограничены, приносили дивные плоды веры и благочестия. Так было в эпоху гонений на первых христиан, так было в первые десятилетия коммунистической власти в нашей стране. Тут есть парадокс, о котором писал апостол Павел: Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Рим. 5, 20). Отсутствие гражданского общества, безусловно, не есть благо, но оно может приносить и самые добрые плоды в жизни воцерковленных людей. Церковь никогда не смотрела оптимистически на расширение гражданских свобод, ибо плодами внешней свободы быстрее и успешнее всего пользуются те, кто страстно желает творить грех, для кого естественны корысть, аморализм и лицемерие. Так было и во времена Французской революции, так было во времена кризиса российской государственности в начале XX века, так в значительной мере происходит в жизни нашего общества и теперь.

Может быть, надо было бы научить человека пользоваться этими свободами себе во благо, и в этом, то есть в обсуждении правовых вопросов современности, Церковь могла бы видеть свою задачу?