40 часов в Аду (СИ)

Ответом доносится лишь раздражённое рычание, но это не помогает определить врага. Затем он пополняет боезапас, судя по механическим щелчкам, но стрелять вновь не спешит. Парна поворачивается и поднимает руку в жесте, призывающем замолчать, и все слушаются. Только потерявший много крови Логан в окружении обеспокоенных девушек трудно дышит, чем и привлекает Парну. Именно сейчас она замечает его состояние, и её нижние веки начинают сокращаться. Она поджимает губы и понимает, что медлить с принятием решения нельзя: на счету минуты, в течение которых жизнь мужчины, к кому питает если не влюблённость, то симпатию, стремительно покинет его.

Неожиданный возглас наполняет округу. Английский язык с ярко различимым акцентом местных жителей:

— Что здесь происьходит?

И Парна понимает, что сейчас её выход.

— Сэм, прикрой меня! — Не дожидаясь его реакции, женщина выпрыгивает из укрытия и бегает ищущим взглядом по открывающейся пляжной местности. Рядом — никого, чуть дальше — несколько перевёрнутых плоскодонок, совсем вдалеке — четырёхместная лодка неприятелей, на которой они прибыли за Хароном. «Рычащего спасателя» не видно. Парна переводит взгляд направо, на здешних полицейских, прячущихся за разросшейся растительностью араукарий и саговых пальм, и жестом свободной руки обращается к ним, предупреждая о наличии врага. В следующую секунду за лодками выскакивает ещё один азиат, на этот раз коротко постриженный, и вскидывает свой пистолет-пулемёт, целясь в Парну. Реакция её не подводит: она припадает на песок, наводя оружие на него в ответ.

Выстрелы наполняют округу смесью громыхающих отвратительных звуков, вновь забирающие жизнь живого человека. Сложно определить, чья пуля поставила решающую точку в судьбе азиата: навыки стрельбы каждого позволили попасть по нарушителю спокойствия. Неважно кем он был, важно то, сколько ещё багрянца прольётся на эти земли, и так изрядно пострадавшей от различных катаклизмов: бури, бешеных мертвецов, сошедших с ума полицейских и перестрелок с преступниками. Сколько крови ещё впитает в себя этот несчастный красный остров? Сейчас он не отличим от Баноя.

Мелкий дождик смачивает порезанное ножом в поединке плечо Парны, она роняет на мокрый песок пистолет и в сдающемся жесте поднимает ладони. Полицейские недоверчиво обращаются к ней:

— Мы слишали вистрелы. Вы не расскажете нам, что здесь произёшло? — насторожённость в голосе быстро пропадает, когда сотрудники правоохраны, очевидно из тех, кто не трусливо прятался в подвале участка, оценивают порез. — Вам нюжна помощь?

Парна благодарит их за понимание поворачивает голову в сторону хижины, повествуя обо всём, во что им предстояло ввязаться. Получившие указания стражи правопорядка, готовые оказать содействие, устремляются к домику. Внутри него тем временем, стараясь не замечать окружающие опасности, Йерема, косясь на мёртвого Кевина, усиленно рвёт на части медицинский халат, чтобы обеспечивать Сянь Мэй чистыми тряпками, пока та с расстроенным видом прижимает огнестрельное ранение. Усилия обеих ничтожны перед надвигающейся смертью. Побледневший и обессилевший Логан только и жаждет, чтобы боль прекратилась.

Парна наблюдает издалека за тем, как раненого вытаскивают под руку двое темнокожих полицейских во главе с хромающей Мэй и относят к лодке, которая, в их случае, способна принять на борт троих. Думать над тем, кто отправится за медицинской и не только помощью к военным, долго не приходится (вот так фунт, большинство больничных сотрудников пали перед вирусом, когда как меньшинство скрывается по городу!). Сэмюэль тяжело передвигает ногами вслед за группой и отходит поближе к Парне, робко кладёт руку на плечо и сочувственно глядит в потерявшие блеск янтарные глаза, затуманенные не то скопившейся яростью, не то скорбью.

— Он выкарабкается, — не веря собственным словам, мямлит он. Она зажимает плечо и упрямо молчит.

Время полдень, а сил и возможности ощутить что-либо — свежий воздух, радость и облегчение от завершившегося конфликта, предчувствия окончания всех ужасов и начала умиротворённого спокойствия — не находится ни в ком. Эти несколько дней на поверку вышли долгим и утомительным промежуточным этапом в жизни каждого.

Йерема выходит из домика последней, в небрежно накинутой влажной и холодной мужской рубашке, она будто вынужденно плетётся за печальной процессией. На лице её та же тоска, которую испытывала, будучи замурованной в гробнице предков. Она осознаёт опасность принятия столь пассивного решения, всю его ошибочность и трагичность, но не имеет возможности обернуть время вспять, чтобы попытаться всё исправить. Железным холодным лезвием у горла это событие будет напоминать всю жизнь о мужчинах, судьбы которых изменило её бездействие.